Между стрёмом и приколом - страница 2

Но сейчас, когда я пишу эти строки, ничего этого больше нет. Остались маленькие островки посадок лаванды, на которые туристов пускают фотографироваться за небольшие деньги. Туда организуются экскурсии. Конечно, и то хорошо, но каков позор!

Было время, когда розовые, фиолетовые, перламутровые поля тянулись километрами вдоль крымских дорог, и на всём протяжении летнего маршрута от Симферополя до Судака путешественника сопровождали и незабываемые пейзажи, и тонкое благоухание.

Если кому-то интересно, плантации эфироносов были окончательно уничтожены в спокойные «нулевые» годы, когда в Крыму безраздельно хозяйничали украинские олигархи. Теперь в частном порядке что-то пробуют возрождать, пока это выглядит как ностальгические слёзы, но я всячески поддерживаю это начинание.

Всё постигается в сравнении. Признаться, я никогда не был фанатом партайгеноссе Брежнева. У его политики было множество недостатков и унаследованных от прошлой эпохи системных багов, которые до крушения Союза так и не успели пофиксить. Та вин не був сукою.

Не быть сукой – вот самый лаконичный и самый универсальный из всех моральных кодексов, что я когда-либо слышал. И самая лучшая эпитафия, которую можно заслужить. Это необходимо. Этого достаточно. В остальном нам позволено всё. Данный императив подходит для любой исторической эпохи, он одинаково действует на уровне индивидуальности и на уровне этноса. И нынешнее время бешеных сук, омрачившее все горизонты человеческого бытия, всего лишь подтверждает мои скромные выводы.

В одиннадцать лет у меня не было никакого представления о том, что нас ждёт впереди. Я даже не думал об этом. Скорее мечтал, а это совсем другое. Но интуиция безжалостно разрушала создаваемые мной воздушные замки, окрашивая будущее в оттенки огня и пепла.

Наслушавшись рассказов стариков, я незамедлительно сформировал в деревне партизанский отряд из местных детей, бессмысленно бегавших туда-сюда по улице, и мы отправились строить укреплённый лагерь в лесных зарослях над Бурульчой неподалёку от пещеры благородного разбойника Алима. Согласно местной легенде, этот крымский Робин Гуд девятнадцатого столетия однажды спрятал в ней доселе не обнаруженный клад. О том, что подобных «пещер Алима» в Крыму насчитывается не менее десятка, я узнал гораздо позже.

Впрочем, поиски клада, хотя мы ими занимались, не были основным направлением нашей ролевой игры. Гораздо интереснее и драматичнее было другое – что мы станем делать в том случае, если на нашу землю придёт безжалостный враг? В противостоянии героя и удачливого кладоискателя пока побеждал герой. Сколько бы ни врали впоследствии про «бездуховную эпоху», тогда и дети были готовы сражаться.

Каждый из нас произнёс партизанскую клятву, которую я никогда не нарушил, и с тех пор привык называть себя крымским партизаном. Почему-то я думаю, что ровно так же склонны поступать и другие крымские партизаны. И теперь, когда наше солнце клонится к закату, я поднимаю два пальца вверх и кричу как сумасшедший – даже смерть не разлучит нас, камрады!

А в мире взрослых дела шли своим чередом. Однажды мы с большой группой родственников отправились на местное кладбище, чтобы почтить чью-то память. Я плохо понимал, что это значит. Если ты хочешь вспомнить живого человека, зачем отправляться туда, где захоронены его бренные останки? Для чего вновь и вновь представлять его себе больным и умирающим, если наше воображение легко воскрешает ушедшего бодрым и весёлым? Возможно, в тот момент, когда ты склоняешься над могилой, он пытается докричаться до тебя сквозь слишком плотные слои небесного эфира: «Друг мой, я жив!»