И – никому не нужны…
Потом долго и трудно засыпала, сама не замечая когда.
Она не рассказывала об этом нытье и об этих слезах даже самой близкой своей подруге.
Но как бы само собой разумелось, что та и без того всё это знает.
Потому что… потому что…
Они не живут, что называется, по-настоящему, а – перемогают, пересиливают какую-то траурную страду.
Подруга прямо и просто говорила – словно бы о не видимом, но явном воздухе, – что она на ночь пьёт или таблетки, или коньяк.
…А она – сказала себе.
Нет! Так не может быть.
Ведь она молода и красива.
И квартира. И диплом. И работа.
И вокруг – целый город.
Она – сказала себе.
Призналась, наконец.
И призналась, что призналась.
Что она – ждёт.
Ждёт.
Вот её какое, по сути, состояние.
Вот её какое положение и расположение… на диване… и во всём городе.
И она, вечерами и ранними ночами, стала, сидя на диване истуканом, – смотреть.
Смотреть – не на экран.
Стала смотреть не только глазами, но – всем своим телом и, главное, каким-то… сгустком явным в своём теле… смотреть – во весь город разом и в целом.
Этот сгусток ощутимый тугой… и как бы самостоятельный… словно бы плавал по всему её телу… от лба до лобка… от корней волос на голове… до кончиков ногтей на ногах…
И она – забывалась…
Забывала – о своём обо всём теле.
Не думала, но само собой разумелось, что этот сгусток – есть она сама, есть – она.
Он-то, сгусток, – и ищет, он-то – и ждёт.
Да! Если так, что ему, сгустку, нужен не мужик, не ладони, не член.
А – серьёз.
«Серьёз»…
Иначе она – когда вдруг изобличала себя и откровенно спохватывалась – выразиться не умела.
…Так она сидела и даже уже днём такая ходила и ездила – может, месяц, может больше…
И она – сгусток тот в ней нащупал в пространстве города нечто особенное! – Как бы, однако, чужеродное этому всему городу… но зато – как бы удовлетворительно совместимое с нею, с настоящей…
Явно нащупала! – Будто бы сама же, своими руками и на своих глазах… уронила иголку в стог сена!..
…Однажды она вдруг вообразила… дикаря!.. человека того первобытного!..
И будто…он – её…
А как именно?..
Она стала грезить
Стонать…
Общаюсь теперь, волей-неволей заметил, почти только с женщинами.
Вот такое бы мне было дано – в испуганном отрочестве, во взбалмошной юности!..
Теперь – по возрасту моему?..
Тогда: по возрасту – чего во мне?..
…В моём стоянии теперешнем этот быт – символический, знаковый?
Даже больше – далее предположу.
Явясь в пространство ощутимое, я сам как вещество ощутимое, плод и младенец, – общался ведь, телесно-то, исключительно с матерью – с женщиной!
…То есть – я вернулся к истинному моему состоянию. – Кровному, естественному, природному.
