– Я, как бы, отказываюсь понимать, – заговорил он сорвавшимся голосом. – Отчего же это все происходит?
– От того что вы, Гибельсон, – выступил вперед Мигрень, – коррупционер и отпетый негодяй, грабящий страну. Решили уйти от ответственности, но вам это не удастся. Ваша карта бита. И теперь вы будете прохлаждаться не на небесах, а в мордовских лагерях и шить там свои любимые тапочки.
Пришедшую в чувства Варвару Степановну внесли в квартиру, за ней затолкали всю остальную компанию. Расположились в гостиной, где даже не пахло праздничными приготовлениями. Лишь на столе стояла ваза с двумя красными гвоздиками.
Следователь Курский отодвинул цветы, приготовился писать протокол:
– Ну-с, граждане, кто первый будет давать признательные показания?
– В чем каяться-то? – эхом спросили Кира и Лира.
– Вам знакомы эти сумки, которые вы получили от деда Мороза, э-э, гражданина Сверлицина? Молодой человек, да снимите же свою дурацкую бороду, сейчас она ни к чему.
Когда Слава освободил лицо от синтетической соломы, Гибельсон вытаращил глаза:
– Ты?! О-о! Я тебя, Сверлицин, о чем просил, а ты что натворил?
– О чем просили? Пожалуйста, по порядку, – постучал по столу шариковой ручкой следователь.
– Ни о чем, – закусил губу директор.
– Как это ни о чем? А у нас другие сведения. Вы попросили своего подчиненного передать гражданкам Моржак две коробочки с номерками от камеры хранения аэропорта Домодедово. Странные подарки к Новому году, вы не находите?
– И еще в коробках лежало по две тысячи рублей, – честно признался Коля.
– Зачем, для чего, в каких целях? Что в этих сумках?
Гибельсон закрыл лицо руками, опустился на стул. По-заячьи испуганно посмотрел сквозь пальцы на лицо своей супруги Варвары Степановны. Наконец, выдавил:
– Каюсь, грешен, нет мне прощения.
– В чем дело, Семен Евгеньевич, – окончательно пришла в себя Варвара Степановна, – и почему тут находятся эти две полуголые девицы?
– Вы их знаете? – прищурился Курский.
– По именам не знаю, но видела много раз, они в нашем подъезде живут. Что все это означает, Гибельсон?
– Сознавайтесь, Семен Евгеньевич, сознавайтесь, – посоветовал Мигрень, – вам сразу же легче станет.
Девицы отвернулись к окну, и, казалось, не проявляли к происходящему никакого интереса. Кира сорвалась первой:
– Да, я спала с ним и не раз! А что такого, все незамужние женщины так делают, к тому же подарки шикарные подносил. В прошлом месяце бээмвуху, правда, подержанную подарил. В чем мое преступление?
– Что?! – воскликнула Лира. – Тебе бээмвуху, а мне задрипанный опелек? Чем я хуже-то, Семен Евгеньевич?
Когда повисла тишина, раздался грохот падающего тела. Чувств опять лишилась Варвара Степановна. На этот раз она пришла в себя быстро, театрально протянула руку к мужу:
– Ты мне изменял, Семен Евгеньевич, и с кем, с этими лахудрами! Как тебе не стыдно.
Гибельсон натянул, наконец, штаны, выпил воды из вазы с гвоздиками.
– Я изменял вам, Варвара Степановна, мне очень неприятно это вам говорить. А стыдно пусть будет этому… недоразвитому щенку по фамилии Сверлицин. – Резко повернувшись к Славе, он зловеще стал надвигаться на посыльного. – Доволен, что разбил крепкую российскую семью? Радуйся, дурак. Мужчины полигамны по природе, я бы даже сказал, плотеядны в этом деле, хуже тигров. Но телесная измена не есть измена духовная. Чем больше у мужчины женщин, тем он дольше ощущает вкус к жизни, а значит, увереннее борется за свое счастье и счастье семьи.
