Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи - страница 13



До 1917 г. этнические националисты представляли собой крайне малочисленную группу прокатолической маргинальной интеллигенции, а отнюдь не «белорусское национальное движение», каковым громко именует это весьма скромное сообщество современная белорусская историография. Идейный и политический вес этой плохо образованной интеллигенции, объединенной вокруг малоизвестной газеты “Наша ніва”, был социально ничтожен. Идеи завоевания независимости и представления о себе как особом народе, отличном от великороссов и малороссов, не пользовались поддержкой в крестьянской среде, которая, как показывает исторический опыт стран Центральной и Восточной Европы, выступала в качестве основной движущей силы процесса формирования «наций»23.

Белорусский национализм, представленный в своём социальном измерении маргинальной интеллигенцией, не обладал способностью к организации солидарного этнического поведения и социальной мобилизации масс. Отсутствие перехода от национализма небольшой группы интеллигенции к массовому движению свидетельствовало о том, что ни практика, ни идеология этнических активистов не отвечали социально-политическим, идейным и культурным ожиданиям и потребностям крестьянского, прежде всего православного, населения Северо-Западного края. Как справедливо отмечал польский исследователь Р. Радик, в границах Православной Церкви «никогда не удавалось вызвать белорусского или украинского национального сепаратизма».24

Главной же причиной того, что «белорусское национальное движение» так и не возникло в этом регионе империи, стало реальное отсутствие этнического конфликта между белорусами (православными) и великороссами. Современные исследователи признают, что существование межэтнических конфликтов является движущей силой националистических движений.

Исторический миф о таком «движении» был сконструирован в новейшее время с отчетливо выраженной прагматической целью. Историкам, обслуживавшим идеологию белорусского национализма, нужно было скрыть практическое отсутствие такого «нужного» для «субъектной истории страны» явления, как массовая политическая борьба за будущую «незалежнасць”. Речь идет об ахиллесовой пяте белорусского национализма, который не может опереться на исторические факты, неоспоримо свидетельствующие о том, что в создании белорусской государственности определяющую и самостоятельную роль в XX столетии играли явления внутреннего, или, “национального” характера. Вот и понадобилось выдумать упоминаемое выше “белорусское национальное движение”, ведущее свою мифическую родословную от героев “восстания Кастуся Калиновского”.

Этот доморощенный миф XX века свидетельствует о том, что носители национальной “свядомасці” не в силах примириться с тем, что в появлении белорусской государственности ведущую роль сыграли политические явления внешнего, геополитического характера. Уплощенное, идеологически одномерное сознание современных националистов не приемлет сложной исторической реальности, которая не укладывается в тесные рамки “рестроспективной мифологии”. Особенно в том случае, когда факты реальной истории XX в. недвусмысленно свидетельствуют о полном политическом бессилии белорусского сепаратизма и бесспорном преобладании сторонников единства Российской империи. И тогда наступает время, когда на помощь удрученным исторической реальностью националистам приходят производители утешительных мифов “национальной истории”.