Проходит ещё пара-тройка секунд, прежде чем её окутывает нарастающий страх, и она видит неизвестного мужчину, стоящего в глубокой тьме.
– Пошли! Тебя все заждались, – он кладёт холодную ладонь на обнажённое плечо несчастной. Тонкие вытянутые пальцы стискивают кожу.
Она пытается кричать, но из горла вырывается лишь тихий надсадный стон.
– Куда ты меня ведёшь?
– На эшафот! – вкрадчиво сообщает стражник.
Лилия Гогошко
ЗАХЛЁБЫВАЯСЬ В ТИШИНЕ
Волосинка девятьсот два, три… Сосредоточенно наматываю на палец и вырываю из собственной головы, запихиваю в рот, с трудом глотаю.
Младенец орëт день и ночь. Плачет и плачет! Пищит до хрипа, захлëбывается, задыхается, но не замолкает. Изводит. Отвлекает! Волосинка девятьсот… пять?
Не могу сосредоточиться. Волосинка девятьсот…
Проклятый вой! Плавлю свечи, парафин кипит. Лью в уши, визжу, катаюсь по полу. Тишина. Мир вокруг перестаёт существовать. Волосинка девятьсот четыре…
…сто две тысячи пятнадцать, шестнадцать. Последняя, ура!
Плетусь в ванную, жадно лакаю воду: очень давно не пила, вообще не вставала с дивана.
В раковине рассыпаны таблетки. Мои? Забыла их принять?
Что ещё я забыла?..
Евгений Аликин
ПРЕДСМЕРТНАЯ ЗАПИСКА
Мы осматривали посёлок целых три дня. Тревожный сигнал поступил от путешественника, что случайно заехал в эти края. Ни единой зацепки. Все как сквозь землю провалились.
Один из моих людей предложил осмотреть морозильные камеры местной скотобойни. Там мы нашли её – мёртвую девушку лет шестнадцати. Бедняжка лежала в позе эмбриона, закутавшись в обрывки картона. В руке она сжимала маркер и предсмертную записку:
«Огненный человек забрал маму и папу. Они растворились в нём, словно в раскалённой лаве. От него не скрыться, он проходит сквозь стены. Его может остановить только холод. Как жаль, что я не успела надеть куртку! Но я согреюсь. Должна согреться».
Отец говорил шёпотом, словно боясь нарушить хрустальную тишину этого места. Устилавшие землю листья радовали осенней пестротой.
– Старик Равиц рассказал, что сюда можно вызвать умершего.
– Ты виделся здесь с мамой?
– Да. Но год назад она перестала приходить. Значит, родилась заново.
– А можно забрать умершего отсюда?
– Да.
– Почему же ты не забрал маму?!
– Взамен нужно привести живого. И… сделать так, чтобы он остался.
Слова отца надолго засели в моей голове…
Сегодня вечером в дверь постучали недавно переехавшие соседи: искали дочь, не вернувшуюся с прогулки.
Потом пришёл отец. Я смёл с крыльца листья, принесённые им на подошве. Глянцевые, пёстрые.
Живые и мёртвые одновременно.
Есть игры, в которых тупо убиваешь время. Иногда я залипаю в такую: смешная обезьянка прыгает по камням.
Из камней временами торчат шипы – уколовшись, некоторое время бежишь быстрее, и становится труднее не упасть. Попадаются также связки бананов – они не дают ничего. Хочется верить, хоть обезьянке приятно.
Постепенно скорость увеличивается, и рано или поздно падаешь. Game over.
Сегодня мне приснился сон, что я – смешная обезьянка. Мчу куда-то. Прыг – школа-камень, прыг – технарь, армейка, работа, шип – кредит на машину, прыг – свадьба, шип – ипотека, дети… Прыг, прыг, прыг…
Проснулся весь в поту. Первым делом удалил игру. Хотелось «прыг» в окно, но начальник обещал аванс. Банан.
Свет ярких фар ретро-автомобиля выхватил из темноты низенький деревенский дом.
