– Ты не поверишь, но твоя дочка – точная копия Риты. Как такое могло получиться?
После скоропостижной смерти Александра Александровича от тромбофлебита Нонна, отлучив Сашку от груди, решила, что наступило время полной свободы и она не будет больше считаться с условностями. Стала жить в своё удовольствие и всё чаще кричала Вите в ответ: «Я-про-сто-не-же-ла-ю-ни-че-го-слы-шать!» Или: «А мне плевать зигзагами с Марса!»
Но Витя почти не расстраивался. Он был увлечён Сашенькой, её маленькой тёплой жизнью, купал её, научился пеленать, носил на руках, нюхал волосики, гладил по головке, делал массаж, даже старательно, как умел, стирал её пелёнки и ползуны, пел песенки, рассказывал сказки, укладывал спать и подхватывался ночами на каждый шорох. А Саша любила отцовские руки и постоянно на них сидела. Боясь за ребёнка, Витя настоял на том, чтобы взять приходящую няньку, которая присматривала бы за девочкой. Нашли скромную девушку после педучилища, которая за сорок рублей в месяц пыталась обуздать капризный нрав вконец избалованной Сашеньки. Та росла умненькой, ползать в манеже не хотела, сразу встала на крепенькие ножки и потопала к отцу.
Постепенно золотая клетка, о которой так мечтала Нонна и которой так рьяно добивалась, стала ей надоедать. Захотелось какой-то иной, «красивой» жизни. В дружбу Нонна сроду не верила, а уж в женскую и подавно. Все женщины – стервы и завистницы. Только пусти кого-нибудь к себе в душу, так не поймут и осудят, а то и попытаются поучать. Поэтому подруг у неё никогда не водилось. Дружбу с мужчинами меркантильная Нонна понимала по-своему.
По вечерам, накрасившись и нахлобучив парик, самым сладким своим голоском она пропевала:
– Витенька, у Ирки-однокурсницы сын родился, мы с девчонками сходим в отведки?[3]Уложишь Сашеньку?
Или:
– Витюша, я к мамочке. Ей опять нехорошо.
И поскольку телефона у мамочки отродясь не водилось, она могла провести ближайшие четыре-пять часов так, как ей было угодно. А угодно ей было, разрядившись в пух и прах, подъехать на такси к ресторану, занять лучший столик у окна, пить дорогое вино и дожидаться, как геккон, добычи. В эти минуты она жалела, что её не видят соседи по коммуналке или одноклассницы. Пусть бы посмотрели: вот, мол, чего Нонна достигла!
Все знают расхожую истину: некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки. Рано или поздно какой-нибудь изрядно подвыпивший командированный приглашал её на танец, а потом и в гостиницу. Много Нонна за час не брала, понимала, что не красавица, но и продешевить не хотела. Ведь и сберкнижку, и заветную шкатулку с перстнями, серьгами, браслетами нужно было пополнять.
Вскоре Сашеньке исполнилось три года. Нонна, вспомнив своё бедное детство и расчувствовавшись, добыла ей в «Детском мире» по большому блату невиданный тогда немецкий комбинезон и белую кроличью шубейку с шапочкой в комплекте. На прогулках прохожие восхищались:
– Смотри, какая красивая девочка!
От гордости за дочку у Вити накатывались слёзы.
На четвёртом году попытались было отдать её в сад, но воспитательница сказала, что это не ребёнок, а божье наказание: целую неделю девочка рыдала, кусалась, била и царапала детей. Её нельзя было накормить, уложить спать или усадить за столик для занятий. На все увещевания она упрямо отвечала одно:
– Хочу домой, к папе!
Так и осталась она дома. Нянька и Витя прекрасно справлялись с Сашенькой.
