МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Том 4 - страница 23



Стерх прокололся. С его стороны ошибка присылать эти фото Алексею. Ясно, что Лёля увидела бы их и поняла, кто мог нас снять и кто переслал её мужу. И может она не разозлиться после этого? Если до сих пор Стерх вёл себя очень хитро, просто идеально, то этот поступок… это свидетельство, что он потерял контроль.

Мне легко понять его. Мне проще. Я рядом с ней. Он не может отказаться от неё. Я думал из-за Мити только, но, этот его поступок свидетельствует, что Митя для него только повод притянуть её к себе, заставить её видеться с собой. Но если Митя мой сын?.. Тогда какого лешего я терплю вообще его присутствие в нашей жизни?! Эта жизнь впятером, действительно, начинает доставать. И если Алёша бесится открыто, выпускает пар, то я вынужден скрывать свои чувства. Я вынужден видеть и слышать, как они счастливы, но это плата за то, чтобы просто быть рядом с ними, с Алёшей, и с Митей и, особенно, с ней, с Лёлей…

Всё так хрупко. Я терял Лёлю столько раз, я знаю, каково без неё, и рисковать потерять её опять… я готов на что угодно, только бы она была рядом.

И всё же, я радуюсь, эгоизм никогда не умрёт в человеке, Стерх этим посланием сдал мне козыри в руки. Как до сих пор каждой своей придиркой Алёша подталкивает её ко мне. Они оба сделали больше, чем могли сделать все мои мольбы и любые ухищрения. Как Лёле не любить меня, когда с двух сторон её осаждают ревнивец и интриган… Мне стало даже весело. Хороший сегодня день.


Сегодня сухо, подморозило за ночь, под ногами похрустывает ледок – вчерашний дождь замёрз, впитавшись с асфальт, в его трещинки и поры. Пахнет влажным холодным дымом, висящим в воздухе по всему городу – жгут последние листья. Большие и маленькие кучки могилками прошедшего лета дымятся, сообщая атмосфере особенный неповторимый аромат поздней осени. Я люблю этот запах, запах угасающей жизни перед наступлением кристальной зимы…

Со мной гуляла сегодня Люся, обычно немногословная и спокойная, обычно она рассказывала о работе, о Стёпе, иногда мы шутливо обсуждали Милу или наших мужей и их проделки. Но сегодня вдруг расплакалась:

– У Юрки роман с медсестрой!

Оставив ручку, коляски я обняла Люсю:

– Это, может быть сплетни, Люся, не верь! – сказала я, понимая, что Люся не стала бы говорить, если бы не была уверена. Это Мила могла болтать, Люся – другое дело. Поэтому я сказала: – Ты поговори с ним, в вашей паре всегда было взаимопонимание и любовь…

– Взаимопонимание? – Люся посмотрела на меня, переставая плакать. – Это мы такое впечатление производим?! – она усмехнулась кривовато своими красивыми губами. – Это не взаимопонимание, это моё понимание и снисходительность к его «мелким слабостям», как он говорит. И я мирилась бы и дальше, если бы… Ох… – Люся отвернулась, хмурясь и бледнея. – Она звонит мне и требует, чтобы я отпустила Юру, чтобы они могли быть счастливы вдвоём! Так нагло не вела себя ещё ни одна!

– Ни одна? – удивилась я. Получается их много?..

– А ты что думаешь? – спокойно сказала Люся, слёзы уже высохли совсем, она смотрит на меня взросло, будто она старше меня на несколько лет. И смотрит так, будто злится, будто я виновата в чём-то перед ней… – Ты думаешь, только Лютер знаменит тем, что перетрахал всех шлюшек и нешлюшек в Склифе?!.. Один Серёжка Милкин приличный ещё тип, может и позволяет себе, но всё по-тихому… Все они, хирурги… – она небрежно махнула рукой, – тем более скоропомощные, как твой, что ты хочешь… стрессы и ощущение себя богом очень способствует разврату. Это они не выступали давно… – она будто потухла. – Я так устала, Лёль…