– Это Арбат, – всё так же невозмутимо проговорил отец, отвечая только на последний вопрос, нарочно, чтобы взбесить меня ещё больше?.. – А что это значит… да ничего для тебя нового это не значит. Стерх делает всё, что может, чтобы вас поссорить, вот и всё. И нас с тобой заодно.
– Ничего нового?! – у меня ощущение, что у меня не то, что мозг, у меня волосы горят на моей бедной, готовой взорваться голове. – Ты издеваешься? Ты… Ты и сейчас… – я задыхаюсь. – Ты и сейчас продолжаешь это делать?!
– Охолони! – твёрдо и спокойно сказал он, продолжая смотреть на меня синеватыми глазами. – Я уже говорил, я тебе не соперник, – сказал отец, глядя на меня.
– Ты мне не соперник?! Ты сейчас насмехаешься надо мной, я не пойму?! Ты с моей женой целуешься в постели, и ты не соперник?! Ты стоишь на коленях перед ней – это что, не любовь?!
– Любовь, – невозмутимо подтверждает он, спокойно глядя на меня. Убить его, может?.. – Это любовь, Алексей. Благословение и проклятие одновременно. Если бы я не узнал Лёлю… Тебя и её, моя жизнь так и осталась бы жизнью среднестатистического удачливого паразита…. Я бы никогда даже и не понял как я жил… Но… это моя любовь, не её. Будь у меня хотя бы один шанс против тебя, Алексей, ты никогда не увидел бы Лёлю… Но ты мой сын… Ты мне дорог настолько, что я не встану между вами, – он вздохнул и улыбнулся немного, – и я имею достаточно этой любви, чтобы не брать, а давать. Я даю Лёле жить так, как хочет она. Только с тобой она счастлива и только тебя она любит…
В его глазах тёмное облако, ноябрь, вот этот самый, что завывает за окнами холодным мокрым ветром, гнетёт низким беспросветным небом, в моих такого и не бывало никогда…
– Послушай меня, Алёша, – продолжил он, – не играй по правилам и на доске Стерха. Он обыграет, у него все фигуры, у тебя только одна – но самая сильная, единственная способная противостоять его хитрости, не отдавай её в руки противника. Лёлина любовь только у тебя.
– Лёлина любовь… Господи, если бы это было так!
– Побойся Бога призывать! – отец повысил голос, сверкнув глазами. – Мозги включай, хотя бы иногда! Как можно быть таким умным и таким дураком вместе!
Я не мог не выматериться, выходя из кабинета этого наглого и уверенного чёрта, который заделался моим отцом.
– Не вздумай устроить Лёле сцену на эту тему, – сказал отец мне в спину.
Я даже вернулся:
– Что?! Промолчать? – почему я ещё не расквасил ему лицо?
– Меня послушай! Я скажу Лёле. Я сумею сказать так, что не поздоровится Стерху, а ты только оттолкнёшь её ещё. Только промолчи, остынь. Послушай меня хоть раз.
– «Остынь»?! – я ударил кулаком по шкафу, что был возле двери, так, что отворилась дверца с жалобным скрипом.
Он посмотрел на шкаф нарочито внимательно:
– Шкаф из дуба, выстоит, можешь колотить, сколько влезет, – невозмутимо сказал отец, – а лучше, прогуляйся пойди или подежурь, подмени кого-нибудь, сделай доброе дело и себе и коллеге. И Лёле.
– Лёле?.. А ты её пока тут в оборот возьмёшь? – докипаю я.
– Я не дам это сделать Стерху. И тебе стать его орудием не дам. Всё иди, давай. Надоел, Отелло белобрысый.
Он развернулся на своём стуле опять к столу.
Отелло, Боже… Я был Отелло даже во времена, когда ничего и ничего серьёзного не маячило на нашем с Лёлей горизонте… А сейчас… Конечно, я не послушался. Я готов был убить и его, и Лёлю, и хотя уйти сейчас, может быть, было самым правильным и разумным, я не мог быть разумным… Я мог только пойти встретить Лёлю с прогулки. Только когда Алёша вышел из комнаты, я позволил себе рассмотреть фотографии. Я сохранил бы их, это красивые кадры. И дорогие для меня моменты…
