В середине февраля, почему-то не раз отметившегося в нашей семье разнообразными катаклизмами и прекрасными и ужасными, Ольга Олеговна принимая у меня пятничное дежурство, с улыбкой сказала:
– Странное совпадение было, когда вы пришли работать к нам. Такая редкая фамилия, а тут вы, отец ваш и пациентка была с той же фамилией. И всё в один день.
Я замер, чувствуя, что ловлю за хвост разгадку всех последних многочисленных много раз закрученных загадок:
– Пациентка Легостаева? И с чем же? – как можно равнодушнее спросил я, боясь своим волнением спугнуть появившуюся надежду.
– А помните, может быть, я докладывала на самой первой после праздников планёрке… да не помните, конечно, – она махнула рукой. – Вот та самая и была, как вы, Легостаева. Я тогда ещё подумала, надо же, однофамильцы; её мы в областную в то утро благополучно отправили, а вы пришли.
– В областную… с кровотечением?
– Да! Помните всё же, – она улыбнулась, довольная скорее собой, чем тем, что я не забыл той первой в этой больнице планёрки.
– А с пациенткой-то что? – у меня в глазах темнеет, неужели откроется тайна?
– Теперь не знаю… Тогда муж что ли привёз, – неуверенно говорит Ольга Олеговна, – они… с ребёночком были, меня из дома вызывали, массивное кровотечение… да-да, точно. Красивые люди такие, знаете, даже на редкость. Елена… да-да, Елена Легостаева. Беременность сорвалась, жаль их было…
– А может… она сама? Ну… сама аборт… – вздрагивая от собственного вопроса, говорю я.
Ольга Олеговна посмотрела на меня:
– Да нет… Там… там было что-то… Я что-то подумала тогда ещё… Ах, да, у неё лейкоз, видимо, поэтому и скинула. И ведь забеременела, вот в чём странность, обычно с такими заболеваниями… но тогда, может быть, дебют и был. Жаль. Таких запоминаешь…
Она говорила ещё что-то, но в моей голове билось это слово, это страшное слово, приговор…
– А… куда… перевели-то?.. – пересохшим горлом спросил я.
– В гематологию в Областную. Признаться, я не узнавала потом, закрутилась как-то. Даже не знаю, чем кончилось дело…
Я не слушал уже разговорившуюся со мной Ольгу Олеговну. Потрясённый открытием, я поспешил домой. Но по дороге я подумал, что же я домой иду, надо в Н-ск ехать, в Областную больницу. Домой я не пошёл, автобус из Новоспасского в Н-ск через двадцать минут, до автостанции идти недалеко, я должен успеть, тут всё недалеко, не Москва и даже не Н-ск.
Я позвонил отцу из автобуса, когда тот трогался с от автостанции.
– Пап, я еду в Н-ск, объясню позже, – быстро сказал я, привлекая внимание окружающих меня пассажиров.
Ах, Лёля, Лёля… В смерть от меня сбежать хочешь… вон, что придумала… вон что… поэтому и отец был, и Стерх теперь… чтобы я не думал, не любил, не хотел опять тебя… Ах, ты Лёля… Думала успеть умереть до того, как я успею тебя спасти? Не выйдет, не дам я тебе. Я правильно разглядел это в тебе ещё летом, я увидел, тогда в тебе увидел, что ты смерть подзываешь к себе, подпустила её. Не можешь ты без меня… не можешь, Лёля, не ври… на что ты рассчитывала, глупая, что я разлюблю тебя? Что так буду ревновать, что отвращение пересилит притяжение? Зачем, Лёля? Ненависть, конечно, помогает жить, но ненависть не любовь, она не живит, она только душит…
Алёша удивил немного тем, что утром в субботу внезапно помчался в Н-ск, но я не обеспокоился, я знал, что наши все здоровы, родители работают, отец только с нового года бросил ночные дежурства. Так что поехал он по своим каким-то делам. А мы с Митей отправились гулять по окрестностям.
