Вероятно, не будь этих спин и животов, о которые можно было опереть непослушное обмякшее тело, ему пришлось бы ползти, но в нашей среде никакое зло не может быть рассмотрено категорически; и во всех ситуациях, даже тех, что кажутся без сомнения черными, при более пристальном рассмотрении одну-две белых черточки всегда возможно отыскать. Протискиваясь, продираясь и проскальзывая всеми доступными методами ему все же удалось добраться до водителя.
Погруженная в свои мысли, летавшие где-то очень высоко, ОНА не заметила, когда автобус, по просьбе вышеописанного гражданина, остановился. Хотя слово «просьба» было бы и не совсем уместно в данном случае, поскольку та – состояла ни столько из слов, сколько из жестов.
Дверь открылась. Пассажир вышел. Дверь захлопнулась снова, и автобус двинулся дальше.
За окном была ночь, бескрайние яблоневые сады и полная луна, похожая на переспелую тыкву.
Придя в себя и обнаружив перед собой свободное сидение, ОНА, – как, впрочем, и полусонный водитель, – решила, что человек доехал до пункта назначения и даже подумала про себя: как здорово жить среди садов и гор и наслаждаться природой в безлюдном уголке. Недолго думая, ОНА села на его кресло и уже через секунду забылась тяжелым сном.
Спустя записанный в подсознании промежуток времени, сосед слева положил руку на ее колено и произнес знакомое «дружище, ты здесь». Однако, отметив непривычную мягкость и деликатность ощупываемого места, открыл глаза, повернулся и удивленно добавил: «О! А где дружище?»
Последний же, не менее как полчаса, стоял в растерянности возле куста барбариса, одной рукой поддерживал штаны и непонимающим взглядом окидывал беспредельные дали, позолоченные луной-тыквой. Размышлял ли путешественник в полудреме о том, «как здорово жить среди садов и гор, наслаждаясь природой в безлюдном уголке» или его больше беспокоили неприветливые объятия жены в случае, если ему каким-то чудом посчастливится добраться домой, – сейчас уже никто достоверно не скажет; как и постройка пирамид, этот секрет навсегда останется тайной за семью печатями.
Ей все-таки не удалось доехать до отеля. Ранним утром, на неприметном полустанке, команда контролеров вошла в салон и мгновенно поменяла свои кислые и не выспавшиеся физиономии на радостные и умиленные, видя сколько нелегальных пилигримов толпится в проходе. Облик же водителя по неотложному закону основоположника русской науки, гласящему «если в одном месте что убудет, то в другом присовокупится», произвел изменения симметрично противоположные. Водитель понял в достаточной степени отчетливо, что с частью уже таких родных денег придется расстаться, и с досадой надавил на педаль акселератора.
Спустя четверть часа ее недействительный билет был беспощадно опознан. Любые уговоры и даже слезы, невольно накатившие краем, не подкрепленные материальными доводами, не имели никакого действия – эпоха милосердия и сострадания в нынешнем обществе волчьего капитализма практически сошла на нет. Люди, которые обожествили ассигнацию, смотрят на вещи очень просто и открыто: для имеющего деньги уголки рта непроизвольно движутся вверх, для неимущего – вниз. Ничего сложного! Так что на ближайшей станции ОНА была препровождена к выходу и, собственно говоря, очутилась там, где должна была очутиться.
Автобус тронулся; ОНА осталась одна.
Раннее утро и горы, подернутые дымкой, пахнули свежей прохладой.
