Миллениум - страница 32
Как раз в это мгновение из-за поворота показался рейсовый автобус, заполненный пассажирами. И еще более таинственным обстоятельством стало то, что водитель решил остановиться, видя очевидное злодеяние: в последние годы люди все больше предпочитали ни во что не вмешиваться; каждый словно надел темные очки, не желая видеть, что происходит со страной, с соседями и со всем вокруг. Духовная разруха чадным болотом разлилась по улицам, городам и душам; и только вот старое воспитание нет-нет да вынуждало совесть робко приподняться над мраком и мерзостью. На счастье этих двоих, водитель не смог проехать мимо.
Забавным ли покажется факт или грустным, но каждый тогда возил с собой под сиденьем обрезок железной трубы или арматуры – уж так было спокойней! С такой трубой и вышел храбрый рыцарь, рискуя получить в лучшем случае порцию свинца в колено.
– Ребята, не будем безобразничать, – выдавил человек без всякого героизма в голосе, ожидая худшего, и двинулся вперед.
Бандиты переглянулись. Старший, тот кого называли «ветеринаром», кивком дал понять остальным, что разумней ретироваться, и три разбойника в черных куртках – три вестника беды – отложили свою привычную работу и с легкими улыбками удалились. Однако, доехав до поворота, машина притормозила: по-видимому, «заплечных дел мастера» нового времени еще размышляли о нелепой помехе в их хлопотном деле и перспективе все поправить.
Двое несчастных, а может быть и счастливых, – это с какого угла посмотреть, – еще сидели на земле, приходя в себя. Краем глаза, закрытого гематомой, ОН увидел нападавших и понял, что еще ничего не закончилось и история еще найдет свое продолжение. Все же, постояв несколько минут, авто тронулось и скрылось за соснами.
ОН вытер текущую из носа кровь, лишь размазав ее. Бровь была надсечена, и разорванная губа неприятно прикусывалась во рту зубами. Голова слегка кружилась. ОН пощупал нос: целы ли кости – оказалось вполне себе. Только тогда ОН в первый раз обратил на нее внимание.
ОНА еще не отошла от потрясения. Глаза безумно бегали по сторонам, пытаясь, по всей видимости, отыскать какую-то деталь туалета, а может сумку, а может ту потерянную отправную точку, когда почему-то все пошло не так и таким ужасным образом. Вскоре выяснилось: предметом ее поисков был клок волос, брошенный рядом похитителем, которого теперь странно было бы упрекать в излишней неделикатности. ОНА держала волосы в руке, бессмысленно смотрела на них, словно соображая: есть ли средство вернуть их на прежнее место.
Получив удар, ее губа изрядно распухла, и если бы не безумное выражение лица, могла бы показаться даже смешной. Разодранные до крови колени дополняли бедственную картину.
ОНА тоже, наконец, посмотрела на него.
Их взгляды встретились и, будем откровенны, они не выражали ровным счетом ничего. В его глазах читалась легкая досада. «Девица зарабатывает известным способом, – подумал ОН с некоторым пренебрежением. – Надо думать: не все отдала своим покровителям. В прежние времена такая легкость в поведении вылилась бы позором и несмываемым клеймом, но кто-то в одночасье подменил наши нравственные нормы, превратил черное в белое, несъедобное в удобоваримое, а немыслимое в повседневное. Впрочем, если раньше люди «жили» – сейчас большинство выживают… У каждой своя повесть… наверно… Не мне ее судить! Помог и помог! Нос выровняю, бровь заживет». ОН досадливо покрутил головой и отвернулся.