– Женщина! Тут людям места мало, а вы с банкой!
– Вниз ее опустите, в самом деле!
– Надо запретить ездить с банками! – зашипело сзади, и кто-то ткнул Киру в позвоночник.
Все окна в трамвае были закрыты. Кира задыхалась. Она расправила плечи и зачем-то приподнялась на цыпочки.
Лиловые пятна с бирюзовой каймой покачиваются перед глазами. Или не с бирюзовой? Нет, с бирюзовой. А в сердцевине янтарные блики. Зачем она поехала на трамвае? Куда она едет? Зачем она едет? Она едет? Она ли? Овалы голов вытягиваются, трапеции плеч расползаются, квадраты спин плывут в пустоту. Ничего нет, кроме стихотворной строки, но это уже не строка, а горстка беспорядочных букв.
На первом курсе института друг детства Костя предложил покурить мухоморы. Где-то он прочитал, что курить мухоморы полезно перед экзаменами. В Серебряном бору, где жил Костя, росли крепкие, отборные мухоморы. Костя вообще был щедр на оригинальные идеи. Например, он сообщил Кире, что погибшая улитка Афродита еще вернется к ней, миновав несколько воплощений, явится непременно и, вероятно, в теле другого существа. Людмила Борисовна очень тогда опасалась, что дочь по простоте душевной и неопытности выскочит за «этого малахольного», но этого, к ее радости, не произошло.
Крупные осенние серебряноборские мухоморы манили Костю своей магической силой. С помощью этой силы он собирался подключиться в космическому информационному банку, в котором хранились ответы на все экзаменационные вопросы. Высушенные и измельченные грибы Костя хранил в коробке из-под чая. В первую зимнюю сессию он скрутил две самокрутки. Пока он кашлял после первой затяжки, мухоморы так мощно дымили, что комната наполнилась плотным густым туманом, из-за которого количество молекул кислорода резко снизилось до ничтожно малого уровня. Кира потеряла сознание. Пришла в себя она уже на скамейке, под голубой, цвета пасмурного неба, елью.
– Мама покупает гуся, – сказала она.
В этот момент Людмила Борисовна действительно покупала гуся.
С тех пор туман и духота действовали на Киру необычным образом.
Иногда она забывала, куда и зачем шла или кто она. Однажды утром, попав в плотную завесу тумана, она бродила по городу несколько часов, мучительно вспоминая вопрос, потому что ответ-то она помнила отлично, а вот сам вопрос из памяти испарился. А бывало, она погружалась в необъяснимое безвременье, на нее нисходило озарение, и знание вспыхивало внутри, как светодиодная лампа.
От духоты в трамвае у Киры закружилась голова. Чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, она принялась расталкивать пассажиров локтями, не забывая, что в руках у нее стеклянный предмет. У дверей ее осенило: никто никогда не видел душу! Никто достоверно не знает, где душа обитает!
«Возможно, нет никакого рая, а вдруг как раз в банках они и живут?»
На четвертом этаже меняли деревянные окна на пластиковые. Рабочие в серых спецовках выносили старые рамы. В пустом проеме без стекла торчала голова овчарки. Собака деловито гавкала с четвертого этажа на прохожих.
– Девушка, близится наш последний час. Возьмите, почитайте слово Божье…
Женщина у подъезда протянула цветную брошюрку.
– Спасибо, не надо. – отмахнулась Кира.
– Разве вы не хотите спасти душу?!
– Пасти душу? – Кира остановилась и заглянула в банку. – Но она, наверное, пасется сама? Или надо пасти?
Женщина с брошюрками наклонилась и тоже стала смотреть внутрь пустой банки.
