После щей было съедено второе, гости нахваливали еду, объедались селедкой и соленой семгой, пирогами и время от времени произносили несколько слов, вспоминая Антонину-покойницу.
«А что, он целыми днями будет на работе, а я буду предоставлена сама себе».
Эта мысль грела Надю до тех пор, пока она в нее верила. А вдруг он ее обманет и поселит в какую-нибудь мрачную квартиру и запретит ей вообще выходить из нее? И денег не будет давать!
В какой-то момент она поняла, что устала, что ноги гудят, голова раскалывается, а перед глазами все расплывается. Она присела за стол, на пустой стул, придвинула к себе тарелку и съела несколько ложек горячих щей. Сделала это машинально, словно организм сам подсказал ей, что нужно делать. Она же сутки почти ничего не ела!
– Очень вкусные щи, – услышала она над самым ухом, повернулась и встретилась взглядом с незнакомым молодым мужчиной. Карие глаза, белокурые волосы. Улыбка до ушей. И чего это ему, интересно, так смешно?
– Со мной что-то не так? – Она нахмурилась, готовая сказать что-то неприятное гостю.
– У вас нос в сахарной пудре.
– Что? – Надя потерла нос. Откуда взяться пудре? На кухне нет ничего, что могло было быть посыпано пудрой. Бред какой-то!
– Я пошутил. Извините. – И лицо молодого человека стало моментально серьезным. – Веду себя как идиот. Но я не понимаю, почему все сидят с такими физиономиями? Ведь никто не грустит. Никто не знал так хорошо вашу маму, как я.
– Что-о-о? А вы кто? С работы?
– Нет, я лежал с ней в одном отделении, в больнице. Чудесная была женщина, очень любила жизнь. Мы с ней часто подолгу беседовали.
– Вы тоже… болеете?
– Да… – Его губы снова тронула улыбка. – Но у меня ремиссия, знаете ли. Поэтому не хочу грустить. Жизнь, она такая короткая.
– Ну и правильно!
Наконец начали подходить подруги мамы, Надя встала из-за стола, чтобы встретить их. Две женщины во всем черном, как и подобает. Тетя Маша и тетя Оля. Пожалуй, единственные женщины, с которыми Наде было легко общаться – у них она не успела занять денег, вернее, и не пробовала даже занимать, потому что знала, что их просто нет. Тетя Маша была учительницей начальных классов, и все знали, что у нее муж алкоголик, который все пропивает. Тетя Оля работала хирургической сестрой, неплохо зарабатывала, но все свои деньги тратила на лечение своего единственного сына от наркомании.
– Как ты, Наденька? – Женщины обняли ее. – Ты чего не заходишь к нам?
– Рядом с больницей кафе есть, могла бы туда заглянуть после трех, я там всегда кофе пью.
– Обязательно зайду, теть Оль. И к вам тоже. Просто как-то… настроения не было.
– Да какое уж там настроение?! Но просто посидеть, поговорить. Может, помощь какая нужна? Деньгами-то мы вряд ли смогли бы помочь, но кое-что из погреба точно бы дали. Закрутки разные, варенье. Картошка, правда, уже закончилась, июль все-таки… И так до мая дотянули.
– А кто эти люди?
– Не знаю… Какие-то знакомые, наверное.
– Да вон, смотри, зашла только что, местная алкашка, ее Наташей зовут. Ты смотри, чтобы она не украла ничего в доме. Накормить – накорми, а потом постарайся выпроводить.
– Да, конечно, накормлю… Ладно, мне надо идти на кухню. А вы присаживайтесь. Вон, два места свободных на той стороне стола, сейчас щи принесу.
За окном уже смеркалось, в гостиной зажгли свет. А Семена Михайловича все не было.
«Обманул, гад».
Что же это получается? Что он просто заплатил ей деньги за подвеску? Интересно, и сколько же она стоит в таком случае? А может, те белые прозрачные камни, что окружали рубин, были брильянтами? Или рубин стоящий…
