Миля над землей - страница 37
Ох.
Я люблю свою репутацию и все, что с ней связано. Люди, которые важны для меня, знают, что мой медийный образ – это всего лишь образ. Но мне нравится, что все остальные считают меня засранцем, в которого невозможно не влюбиться. Это отлично работает. Благодаря этому на меня вешаются девушки.
Но по какой-то причине, говоря об отношении этой стюардессы, я понимаю, что мне это не нравится. Очевидно, что моя репутация ее не устраивает. Вот если бы я ей нравился, хотя бы немного, было бы куда веселее общаться с ней в самолете, что по-прежнему является моей миссией на этот сезон. Но, похоже, она меня терпеть не может, и все, что я делаю на борту, только заставляет ее любить меня еще меньше.
Кажется, я хочу ей понравиться. Как человек.
– Не верь всему, что видишь в средствах массовой информации. Они горазды пускать пыль в глаза и продвигают то, что хочет продвигать моя пиар-команда.
– Хочешь сказать, что не уходишь с арены каждый вечер с новой девушкой? И тебе действительно есть дело до кого-то, кроме себя самого?
От такой прямоты у меня брови взлетают вверх.
– А что плохого в том, чтобы каждый вечер уходить с арены с новой девушкой?
– Да ничего, – быстро заявляет Стиви, и это сбивает меня с толку. Я полагал, что она скажет «это плохо». Большинство женщин не привлекает образ бабника. – Но ты сказал, что все не так, как кажется. Похоже, это довольно точно соответствует той картине, которую они рисуют в отношении тебя.
– Ну… – Я потираю затылок, внезапно ощутив себя загнанным в угол. Я нечасто чувствую необходимость объясняться или оправдываться, но по какой-то причине мне хочется это сделать. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но бывают моменты, когда я увожу этих девушек с арены в расчете на то, что СМИ сфотографируют их, а затем сажаю их в такси и отправляю домой.
Брови Стиви удивленно взлетают вверх.
– Но с другой стороны, да, бывают моменты, когда они едут со мной ко мне домой. Мой имидж приносит мне кучу денег. Почему бы не поиграть в это? Преимущества не так уж плохи.
Из груди Стиви вырывается понимающий смешок.
Черт возьми, она действительно хорошенькая, и то, что она не осуждает меня, привлекает. И неважно, что она иногда паршиво ко мне относится или что на ней надеты запятнанные и изодранные спортивные штаны, которые явно знавали лучшие времена.
Стиви мгновение смотрит на меня, но в глазах мелькает забытая было мысль, и улыбка гаснет.
– Мне пора. – Она быстро отворачивается.
– Эй, эй, эй. – Я снова бегу трусцой, чтобы остановить ее. На мне ботинки от Лабутена. Никто не бегает в «лабутенах». – Да в чем дело?
Стиви на мгновение замолкает, и я обращаю внимание на ее большой палец: она нервно крутит надетое на нем кольцо.
– Прошлой ночью, – начинает она. – Что ты имел в виду, когда сказал, что, когда доходит до еды, ты скорее доверишься мне, чем другим девушкам? – Я в замешательстве хмурю брови. – Когда ты хотел, чтобы я приготовила тебе что-то вместо ужина, который тебе не понравился. Ты сказал, что, когда дело касается еды, ты больше доверяешь моему мнению, чем мнению моих коллег.
Ах, это. Я и забыл, что она стала такой странной после того, как я это сказал.
– Да, и что?
– Что ты имел в виду?
Я в замешательстве.
– Что я имел в виду? Что я доверяю твоему мнению о еде больше, чем мнению других девушек.
– Но что это значило? – настаивает она.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь понять, о чем, черт возьми, она говорит. Женщины, скажу я вам, все немного чокнутые.