– Привет, мам, – сказала я, нажав кнопку «принять вызов» на панели управления автомобиля.
– Кейт, где ты была? Я звоню уже в третий раз!
Любимый мамин вступительный прием: вызвать у меня чувство вины. И я тут же начала защищаться.
– Я не получала от тебя никаких сообщений, – ответила я, стараясь сохранить нейтральный тон.
– Но я звонила неоднократно! То есть полагаю, что звонила. По крайней мере, собиралась. В любом случае тебе следовало набрать нас и сообщить, что вы с Алекс благополучно добрались.
– Я отправила тебе сообщение. Если уж на то пошло, даже несколько. Одно, когда мы переехали сюда и заключили договор, а второе, когда нам доставили вещи.
– Я не читаю сообщения, – парировала мама. Это было неправдой.
– Ты же знаешь, как их писать.
– Я не говорила, что не знаю, как это делается. Я сказала, что не читаю их. У меня нет времени. Я играю в гольф три раза в неделю, пока стоит хорошая погода, и сейчас занимаюсь ремонтом комнаты для гостей. Кстати, я говорила тебе, что беру уроки тайской кулинарии? Ты даже не представляешь, как я была занята.
Как это типично для моей матери с ее безграничным нарциссизмом. В прошлом месяце я собрала вещи и продала наш дом в Буффало, совершила двадцатишестичасовой переезд во Флориду и закрыла сделку по покупке нашего нового дома в маленьком прибрежном городке Шорхэм, а затем мы с Алекс неделю жили в отеле, пока не приехали грузчики с мебелью. И вот теперь я пыталась привести нашу жизнь в некое подобие порядка до того, как Алекс пойдет в школу. Все усугублялось еще и тем, что моя семнадцатилетняя дочь была до крайности возмущена переездом и почти не разговаривала со мной.
– Ты права, мам. Я понятия не имею, какой хлопотной может быть жизнь, – невозмутимо ответила я.
– Не разговаривай со мной таким тоном, – заявила она, как будто я все еще была подростком.
На этот раз я не смогла сдержать вздох.
– Сейчас действительно неподходящее время. Я иду по делам, а потом мне нужно вернуться домой. Мы все еще распаковываем вещи.
– Как дела у бедняжки Алекс? – В голосе мамы проступили те приторно-заботливые нотки, которые всегда меня раздражали.
– С ней все в порядке, – проговорила я, хотя, конечно, это было не так. Алекс уже несколько месяцев была не в порядке.
– Поверить не могу, что ты увезла ее бог весть куда, подальше от бабушки и дедушки, да еще именно тогда, когда мы нужны ей больше всего. – Тон снова сменился на раздраженный.
Вдох… выдох…
Моя мама знала, почему мы переехали. Я подробно объяснила ей причины. И не собиралась возвращаться к этой теме снова. Во всяком случае не тогда, когда я делала все, что в моих силах, чтобы сохранить с ней хорошие отношения.
– Мам, мне нужно идти, – резко вставила я. – Поговорим позже.
Я дала отбой, прежде чем она успела ответить, хотя и знала, что мне это еще вспомнят. И зачем только отвечала? Нарушила свое же золотое правило – никогда не разговаривать с матерью, если в руке нет бокала вина, которое можно использовать в качестве обезболивающего. Почему у других людей матери добрые, заботливые, готовые помочь и поддержать, если жизнь разбилась вдребезги? Моя же на похоронах моего мужа повернулась ко мне и сказала: «Ты не представляешь, как тяжело все это далось нам с твоим отцом. Эд был нам как сын».
Бросив взгляд на торговый центр справа, я увидела, что, помимо прочего, там есть и кафе. Отлично. Мгновенно воспрянув духом при мысли о кофеине, я заехала на парковку.
