«Жареное зернышко» оказалось симпатичным заведением с разнокалиберными столами и стульями и книжной полкой с настольными играми. Я подошла к стойке, заказала латте со льдом и села за один из столиков поменьше, вдыхая восхитительный аромат свежемолотого кофе и черничных кексов. В кафе было полно народу. В кожаных креслах вокруг низкого столика устроилась группа молодых мам, каждая с ребенком – в коляске или слинге. За столиком у окна симпатичная пожилая пара беседовала так оживленно, что я подумала, не первое ли у них свидание. Неподалеку что-то свое обсуждали, уткнувшись в ноутбуки, несколько тинейджеров. И только я была одна.
Меня вдруг охватило такое невыносимое одиночество, что казалось, оно вот-вот захлестнет меня и опрокинет, как маленькую лодчонку, застигнутую бушующим штормом. Пора бы уже и привыкнуть, повторяла я себе. Кроме Алекс, в моей жизни никого не осталось. Мне некому было позвонить и сказать: «Привет, просто нужно услышать дружеский голос», – а потом болтать полчаса ни о чем или обо всем на свете.
Как это произошло? Стало ли это следствием того, что я была работающей мамой и мое внимание переключалось с проблем на работе на заботу о дочери? В какой-то момент я перестала заводить друзей. Даже не знаю почему. Я всегда старалась быть любезной со всеми, даже когда сама не была настроена особенно дружелюбно.
Чувствуют ли это люди? Догадываются ли, что мое добросердечие и ясная улыбка – всего лишь видимость? Большинство тех, с кем я была знакома в Буффало, просто здоровались со мной в продуктовом магазине. Моя мать была эмоциональной пустышкой, отец – эмоционально отстраненным человеком. Моя единственная сестра Лори, на семь лет старше меня, сбежала в Сиэтл поступать в колледж и уже не вернулась. Мы обменивались рождественскими открытками. Я не осознавала, до какой степени изолировала себя, пока не умер Эд.
Хотя нельзя сказать, что брак заменял для меня все и я не нуждалась в общении с другими людьми. К моменту смерти Эда мы переживали не лучшие времена. Скорее, даже наоборот.
«Слава богу, что он умер, когда умер», – прозвучал голос у меня в голове.
«Стоп», – приказала я ему.
– Извините?
Я подняла глаза и увидела, что в кафе есть и другой одиночка. Это был мужчина за сорок, примерно моего возраста, с темными волосами, слегка тронутыми сединой. И он читал книгу в твердом переплете.
– Простите?
– Вы сказали «стоп», – пояснил он.
– Я так сказала?
Если я начну озвучивать свой внутренний монолог, меня ждут большие неприятности.
– Да.
– Извините. – Я почувствовала, как вспыхнули щеки.
– Ничего. – Он улыбнулся, и я заметила, что у него добрые глаза – темно-карие, со слегка опущенными внешними уголками, что придавало ему несколько печальный вид. – Я вас здесь раньше не видел. Вы новенькая в этом районе?
– Серьезно?
– Что, избито?
– Немного. – Я смягчила слова улыбкой и заправила прядь волос за ухо.
– Пожалуй, мне еще нужно поработать над остроумными вступлениями.
– Вы могли бы составить список оригинальных и интересных вопросов, которые можно задавать случайным незнакомкам, – предложила я.
– Вы имеете в виду, что я мог бы поинтересоваться, какую занимательную книгу вы недавно прочли или какой хороший фильм посмотрели?
– Нет, это худшее из возможного! Такие вопросы слишком давят на собеседника. Мне пришлось бы серьезно задуматься, чтобы ответить остроумно и небанально. Что, если бы последним фильмом, который я смотрела, был «Человек-паук»? Что это говорит обо мне?
