Миниатюрист - страница 23

– Тебя покормили, золотце мое? – в его голосе слышатся нежность и любовь.

В ответ гончая колотит своим упругим хвостом по мраморным плиткам, и Йохан разражается довольным смехом.

– Я пойду спать, – говорит Нелла. Этот смех еще больше ее раздосадовал.

– Иди, иди. Ты наверняка устала.

– Нет, я не устала, Йохан.

Он разгибается, не отрывая глаз от своей любимицы.

– Мне надо записать свои разговоры с партнерами.

Он направляется в кабинет, и серая сучка следом.

– Она составит вам компанию? – спрашивает Нелла. А сама думает: три дня прошло, неужели и четвертый?

– Это моя помощница, – объясняет он. – Если я пытаюсь решить какую-то проблему напрямую, ничего не получается. Но стоит обратиться к ней, как ответ приходит сам собой.

– Полезная собака.

Йохан улыбается. Морщинистое лицо, как у персонажа из сказки.

– Точно.

А ведь он и правда старый. Ей не хочется его отпускать.

– Почему Отто живет с вами? – спрашивает она. Голос холодный, пронзительный. Простой вопрос прозвучал как вызов. Она чувствует, как кровь прилила к щекам.

– А что такое? Тебя это беспокоит?

– Да нет. Я… он мне нравится.

Йохан встречается с ней взглядом.

– Это первый слуга в моем доме, – поясняет он. – Первый и последний. – Он снова направляется в кабинет.

– Это Резеки или Дхана? – спрашивает Нелла. «Не уходи! – Ее охватывает паника. – Если ты сейчас уйдешь, я сделаюсь невидимкой, прямо здесь, в прихожей, и меня уже никто не отыщет». Она показывает на собаку, послушно усевшуюся рядом с хозяином. Йохан удивленно поднимает брови. Он ласково треплет животное по холке.

– Ты обратила на них внимание. Это Резеки. У Дханы на животе пятно.

– У них необычные имена.

– Только не для Суматры, где они родились.

Если Йохан старый, то она чувствует себя молодой и глупой.

– А что означает ее кличка? – вопрос посылается ему в затылок. Она делает за ним шаг, второй, третий. Почувствовав это, он останавливается, перед ней его широченная, разрастающаяся по мере ее приближения спина и опущенные плечи.

– Ее кличка означает «фортуна».

– Йохан.

Он медленно закрывает дверь у нее перед носом, и Нелла остается стоять в прихожей. Ни одна свеча не горит, и лунный свет не проникает в высокие окна, так что ее окружает почти кромешная тьма. Она вглядывается во мрак, ощущая лицом сквознячок, и по спине пробегают мурашки. Ей кажется, что где-то открылась другая дверь и там кто-то застыл в ожидании. Она стискивает пальцы… вот сейчас растает плоть, и обнажатся косточки, а потом они испарятся.

– Кто здесь? – спрашивает она.

Нет ответа.

Из глубины кухни вдруг долетают слабые звуки: бормоток, лязг кастрюли, скрип моющейся тарелки, звон шумовки. Страх чужого присутствия слегка отступает, далекие голоса действуют успокаивающе. Это, видимо, Корнелия и Марин. А где Отто? В этом доме она теряет ощущение пропорций и, словно желая придать себе уверенности, дотрагивается до деревянной двери кабинета. Что-то скользнуло по краю ее платья. От неожиданности она дважды ударяет кулачком в дверь.

– Впустите меня!

– Марин, уходи.

– Это Нелла. Пожалуйста.

Молчание. Его сдержанность ей непонятна. Разве она не молода, по библейским понятиям? Пока она ждет и молится, чтобы призрак к ней не приближался, на память приходят слова матери: «Есть женщины, Нелла, которых мужья не оставляют в покое. Рожают одного за другим, пока не превратятся в бесформенный мешок, о самой родилке и не говорю». Мать произносила эти слова, держась за корсет, словно успокаивая собственное тело, затянутое тесемками, спрятанное от посторонних глаз, наконец отдыхающее от трудов праведных.