Миниатюрист - страница 27

А вот у Марин губы плотно поджаты.

– Теперь ты у нас столяр? – спрашивает она риторически.

– Что скажешь, Нелла?

– Зачем, Йохан? – спрашивает Марин. – На что ей этот монстр?

– Для образования, – следует ответ. Он протягивает руку к собаке, но та отпрядывает от хозяина. – Что с ней? – недоумевает он. – Тихо, девочка. Успокойся.

– Ей не нравится эта штуковина, – поясняет Корнелия, спустившаяся вслед за Неллой. В руках у нее швабра.

Марин поднимает глаза на брата.

– А что она будет делать с этим образованием?

– Оно очень ей пригодится.

– Что это? – спрашивает Нелла. – Я не понимаю.

Все с удивлением к ней оборачиваются.

– Не понимаете? – Корнелия подходит ближе. Резеки все еще рычит, делая круги вокруг шкапа. – Это же модель нашего дома в миниатюре. Здесь будет попроще прибраться. – Она встает на цыпочки и заглядывает внутрь.

– Во сколько он тебе обошелся? – спрашивает Марин.

– Сама конструкция – две тысячи.

Марин резко разворачивается.

– Две тысячи гульденов? Две тысячи? На эти деньги, если ими правильно распорядиться, можно спокойно прожить несколько лет.

– Марин, ты в один год проживаешь больше двух тысяч, так что не смеши меня.

– После твоих слов о выручке, перекочевавшей в чужой кошелек…

– Есть сделка с Меермансом, что еще нужно? Так что угомонись. Раз в жизни – угомонись.

Марин с неудовольствием отходит, как и Корнелия. Из кухни появляется Отто и, подойдя к новинке, с любопытством ее разглядывает. Собака не перестает рычать.

– Ну что такое, моя девочка? – Йохан склоняется над гончей. – Чем ты недовольна? Ты час назад поела.

Резеки жалобно тявкает, отползая на брюхе от деревянной громадины. Нелла же, напротив, подходит ближе. Перед ней пустой дом из девяти комнат – такой высокий, что ее макушка достает только до среднего этажа. Странное зрелище: как будто разрезали человека и выставили напоказ внутренние органы. Стены обшиты тисненной золотом кожей или деревянными панелями, как и в настоящем доме. Потолки покрашены так, что это создает иллюзию глубины, такой обман зрения. Разглядывая их, она вспоминает разговор с Отто на кухне. Как он сказал, показывая вверх на фантастический купол: «Это трюкачество от влажности когда-нибудь обвалится вместе со штукатуркой».

Она трогает каркас – обшивка из панциря черепахи вызывает в памяти осень в Ассенделфте: застывшие на лету оранжево-коричневые краски, брат Карел, крутящий ее вокруг себя в саду под деревьями. Какая искусная работа! Прожилки из оловянного сплава опутывают внешние стенки и даже ножки шкапа. От дерева и черепахового панциря веет необычной силой… а может, она заключена в пустых комнатах, застывших в ожидании. В обнадеживающем прикосновении природных материалов ощущается магия талисмана.

Она ловит на себе взгляд супруга, и тут ей в голову закрадывается удручающая мыслишка, и сердце сразу падает. Какой мужчина станет дарить жене дом с пустыми комнатами – при всем великолепии отделки? Да, конечно, дерево и металл особенные, сами по себе они хороши, но она вспоминает Лийк, ее кольца и жемчужные сережки и задается вопросом, действительно ли этот кукольный дом – а как его еще назвать? – подходящий подарок для молодой женщины? Ей ведь уже не двенадцать лет, чтобы развлекаться такими игрушками. В Ассенделфте богатым девочкам дарили кукольные домики. Если бы ее отец не пропил все деньги, возможно, она тоже получила бы такой практичный подарок, помогающий научиться обращению с кладовкой и постельным бельем, с домашней утварью и слугами. Но ведь теперь у нее, восемнадцатилетней, есть собственный дом, настоящий, не так ли? И у нее нет нужды в макете, пусть даже инкрустированном черепаховым панцирем.