Илья молча кивнул. Ребята были правы в своих доводах, чего уж тут спорить.
– Ну, значит работаем! – И Попов хлопнул по столу рукой, завершая совещание штаба.
…
В деревню её привезли ночью, почти никого не потревожив. Собаки хоть и побрехали в темноте, но после злых окриков разбуженных крестьян быстро успокоились. А в доме местного помещика при свете нескольких тусклых свечей рану ей и обработали.
Пуля прошла по касательной, лишь слегка задев часть бедра, содрав кожу и сделав неглубокую полосу. Почистив рану от попавших туда нитей от платья, лекарь полил на неё остатками самогона и, дождавшись, когда женщину перестанет трясти от боли, постарался как можно туже замотать ногу. Сосуды были не повреждены, а зашивать рану ему было просто нечем.
– Ну, жить будет, – неудачно пошутил немец, как будто от него ждали чего-то другого. – Но нужен покой. Минимум неделю. Она потеряла много крови и ещё рана может воспалиться, поэтому никуда перемещать её нельзя.
– Да понял я уже, – так же на хорошем немецком ответил главный похититель. – Придётся вам, любезный Николас, погостить у нас эту неделю.
– Но мы так не договаривались! – лекарь даже вскочил со стула. – Я буду жаловаться Магистру!
– Это пожалуйста, но только после того, как даму можно будет перевозить.
Депешу Магистру бывший стрелецкий десятник Митрофан уже отправил с гонцом. Обратно ответ будет в лучшем случае недели через две. А других указаний, кроме тех, что он получил два месяца назад, у него не было. Поэтому слова лекаря про жалобу его интересовали мало. Главное было выполнить задание.
…
Когда в марте умер патриарх Иоаким, в административном аппарате православной церкви началась натуральная борьба за власть, как обычно сопровождаемая интригами, доносами и иногда даже убийствами. При этом основные кандидаты на патриаршее место активно пытались заигрывать и с царём, и с его наиболее близким окружением.
21-го марта сразу после похорон Иоакима на выходе из Успенского собора к Ибрагиму подошёл неприметный мужичок в монашеском балахоне и низко поклонившись произнёс:
– Не сочти за дерзость, боярин, по настоянию святейшего владыки Иоакима есть разговор.
– Не боярин я, – на автомате ответил арап, но к мужичку пригляделся. В кремль кого ни попадя уже давно не пускали. Даже на молебны и другие служения церковные только по спискам народишко мог в ворота кремля зайти. – Ты сам кто таков есть?
– Человек божий, покрыт кожей… А имя моё тебе, боярин, ни к чему. Служил я с братьями владыке Иоакиму долгие годы. Вот ныне его последнюю волю исполняю.
– Ну пошли, поговорим, коли такова его воля последняя.
Царь с ближниками после похорон и молебна уже ушли из собора. И вся охрана ушла вместе с ним.
Ибрагим посмотрел по сторонам, чисто для вида, что его, якобы, безопасность совершенно не волнует, и, повернувшись к монаху спиной и не оглядываясь, пошёл в свой кабинет. По ряду внешних признаков и манере держаться и говорить, Ибрагим уже понял, кто перед ним. Ведь ждал всё, когда ж эти патриаршие монахи объявятся. Специалисты они, по слухам, были классные. Если примкнут к кому из претендентов на патриарший престол, то остальным придётся не сладко. И он не хотел показывать этому монаху свою неуверенность и озабоченность предстоящим диалогом.
– Присаживайся, будь как дома, – Ибрагим широким жестом указал монаху на кресло напротив его стола. Сам же, усевшись за стол, незаметно нащупал рукоять пистоли под столешницей.
