– Да, сначала в школе, потом послушником, потом монахом.
– Подумать только…
– Смею надеяться, я не опозорил свою мать и вас.
– Мы оба гордимся тобою.
– Благодарю. – Годвин сглотнул. – Дело в том, что мне хотелось бы поехать в Оксфорд.
Город Оксфорд уже давно являлся средоточием наук – богословия, медицины, права. Священники и монахи ездили туда обучаться знаниям и искусству ведения диспутов с преподавателями и друг с другом. В прошлом столетии ученые объединились в университет, и король пожаловал этому заведению право проводить экзамены и присваивать ученые степени. Кингсбриджское аббатство имело в Оксфорде свою обитель – Кингсбриджский колледж, где одновременно могли учиться восемь человек, ведя при этом жизнь, подобающую монахам.
– В Оксфорд! – повторил Антоний, и на его лице проступило беспокойство, даже отвращение. – Зачем?
– Учиться. Ведь монахам положено учиться.
– Я никогда не был в Оксфорде, но, как видишь, стал настоятелем.
С этим было не поспорить, но Антоний порою заметно проигрывал в сравнении с другими старшими братьями аббатства. Ризничий, казначей и некоторые другие братья-обедиентиарии[7] являлись выпускниками университета, как и те, которые врачевали. Они выделялись смекалкой и за годы обучения поднаторели в диспутах, а приор иногда выглядел рядом с ними не лучшим образом, особенно на заседаниях в здании капитула, куда ежедневно сходились все монахи. Годвин жаждал научиться той отточенной логике мышления и тому несокрушимому превосходству, какие выказывали оксфордцы, и не хотел становиться таким, как дядя.
Но сказать этого вслух он, разумеется, не мог.
– Я хочу учиться.
– Зачем учиться ереси? – презрительно справился Антоний. – Оксфордские студенты подвергают сомнению учение Церкви!
– Чтобы лучше понимать.
– Бессмысленно и опасно.
Годвин задумался, почему приор настроен столь сурово. Настоятель никогда прежде не выражал озабоченности по поводу ереси, да и сам Годвин ни в малейшей степени не собирался опровергать принятые доктрины.
– Думал, вы с матерью имеете на меня виды. – Монах нахмурился. – Разве вы не хотите, чтобы я достойно нес послушание и когда-нибудь, возможно, сделался настоятелем?
– Хотим, конечно. Но для этого тебе вовсе не обязательно уезжать из Кингсбриджа.
Годвина словно осенило: дядя попросту не желает, чтобы он слишком быстро вырос и обошел его, а если он уедет из Кингсбриджа, то вырвется из-под влияния приора. Жаль, что он раньше не подумал о возможных препятствиях для своих намерений.
– Я не собираюсь изучать богословие.
– Что же тогда?
– Медицину. Нам здесь часто приходится заниматься целительством.
Антоний надул губы. Годвину подумалось, что он нередко замечал схожее выражение лица у матери.
– Монастырь не сможет за тебя заплатить, – произнес приор. – Ты понимаешь, что всего одна книга, бывает, стоит целых четырнадцать шиллингов?
Годвин откровенно растерялся. Он знал, что студенты могут брать книги на время и нанимать при надобности переписчиков, готовых скопировать нужные страницы… Ну да ладно, это не главное.
– А нынешние наши студенты? – спросил он. – Кто платит за них?
– Двоим помогают семьи, одному – сестры-монахини. Мы платим за троих, но это предел наших возможностей. Если хочешь знать, два места в колледже пустуют из-за отсутствия средств.
Годвин знал, что у аббатства имеются денежные затруднения. С другой стороны, аббатство располагало немалыми владениями, куда входили тысячи акров земли, мельницы, рыбные садки и леса, также оно получало изрядную прибыль с кингсбриджского рынка. Трудно было смириться с мыслью, что родной дядя отказывает Годвину в деньгах на учебу. Возникло чувство, будто его предали. Антоний был не просто наставником, но родственником, и всегда выделял Годвина среди прочих молодых монахов. Теперь же приор внезапно превратился из покровителя в противника.
