Сквайр будто наяву услышал голос отца: «Будь начеку, не упусти случая угодить графу». «Возможно, это и есть тот самый случай показать себя, – подумалось Ральфу. – Может, не придется ждать войны; может, удастся отличиться сегодня». Он спасет графа Роланда – или хотя бы Виктори.
Мысль придала сил. Ральф оглядел реку. Граф сегодня облачился в багрянец и накинул черный бархатный плащ. Увы, в скоплении тел на воде, живых и мертвых, было трудно что-либо разобрать, но все-таки Ральф высмотрел черного жеребца с характерным белым пятном над глазом, и сердце подпрыгнуло в груди: это был конь графа. Виктори отчаянно бился в воде и почему-то не плыл к берегу: наверное, сломал ногу, а то и не одну.
Рядом плыла мужская фигура в багреце.
Вот и случай угодить.
Ральф скинул верхнюю одежду – та мешала плыть, – в одних подштанниках нырнул обратно в реку и поплыл к графу. Пришлось продираться сквозь скопище мужчин, женщин и детей. Многие норовили ухватиться за него и замедляли его продвижение. Он безжалостно отпихивал тонущих и не скупился на оплеухи.
Наконец он доплыл до Виктори. Тот перестал дрыгаться, на мгновение замер, а потом начал тонуть. Когда его голова ушла под воду, конь встрепенулся и вновь забился.
– Ничего, дружок, ничего, – прошептал Ральф коню в ухо, будучи уверен, что животное обречено.
Роланд плавал на спине, глаза его были закрыты; граф то ли потерял сознание, то ли распрощался с жизнью. Одна нога застряла в стремени – наверное, именно поэтому он не пошел ко дну. Шапка слетела, макушка представляла собой кровавое месиво. «После такого никто не выживет, – подумал Ральф, но он не собирался оставлять своего господина. – За тело наверняка полагается награда, если это тело графа».
Сквайр попытался высвободить ногу Роланда из стремени, но сообразил, что стопу крепко зажал перекрученный ремень. Он потянулся за ножом, но вспомнил, что тот висел на поясе, а значит, остался на берегу вместе с одеждой. Ладно, воспользуемся графским. Ральф на ощупь вытащил из ножен кинжал Роланда.
Судороги Виктори мешали перерезать ремень. Стоило схватиться за стремя, как гибнущий конь дергался и вырывал ремень из рук, прежде чем удавалось поднести кинжал к полоске кожи. Ральф даже ухитрился порезать ладонь, но в конце концов он уперся обеими ногами в круп Виктори и в этом положении сумел-таки рассечь ремень.
Теперь требовалось вытащить неподвижное тело графа на берег. Ральф был не слишком опытным пловцом и уже начал задыхаться от усталости. Кроме того, его нос был сломан, дышать приходилось только ртом, и в горло постоянно попадала речная вода. Он постарался восстановить дыхание, опираясь на несчастного Виктори, но тело графа, лишившись опоры, стало погружаться в воду, и Ральф понял, что отдыхать некогда.
Правой рукой он схватил Роланда за лодыжку и погреб к берегу. Теперь, когда свободной оставалась всего одна рука, плыть стало намного сложнее. Ральф не оглядывался на Роланда: пускай голова графа скрылась под водой, тут ничего не поделаешь. Сердце бешено колотилось, дыхание сделалось прерывистым, руки и ноги болели.
К такому его не готовили. Молодой и сильный, он всю жизнь проводил в охотах и на турнирах, бился на мечах, мог целый день просидеть в седле, а вечером одержать победу в кулачном поединке. Но теперь обстоятельства вынуждали полагаться на мышцы, которые он прежде не разрабатывал. От необходимости удерживать голову над водой разболелась шея. Он постоянно глотал воду, кашлял и давился, бешено колотил по воде левой рукой – и едва ухитрялся оставаться на плаву. Увесистое тело графа еще больше отяжелело от промокшей одежды. К берегу Ральф приближался нестерпимо медленно.
