Мир искусства в доме на Потемкинской - страница 21




Б.А. Горин-Горяинов. Портрет работы Б. Кустодиева


9 января 1937. Татьянино. На душе у меня нестерпимо тоскливо. Чтобы не на глазах у людей переживать свою ипохондрию, приехала сегодня к своим соснам. В доме холодновато. Урочка встретил меня буйной радостью – чуть не валил с ног. Как просты, искренни животные, как легко с ними жить!

Я все думаю, что мне делать. Недостаток жизненного опыта ввел меня в непоправимое горькое заблуждение. Я думала, что пятидесятилетний мужчина, женившись на молодой девушке, будет до конца дней своих так же любить и желать ее, как она. Оказалось, это не так. А погасшее желание с одной стороны рождает отчужденность и холод. Мне страшно писать это.


10 февраля 1937. Сегодня день смерти Пушкина, и этот день оказался для меня днем такой радости, что я плакала и не спала всю ночь, почувствовала себя новой – вчера в «Известиях» напечатаны мои стихи. Целую страницу посвятили памяти Пушкина. Рядом с портретом работы Кипренского, справа от него – стихи «У радио» Татьяны Булах.


11 февраля 1937. Я как-то обалдела со вчерашнего дня от фильмов «Юность поэта», «Путешествие в Арзрум», от всего проникновения в жизнь Пушкина, в его эпоху, дни.

И, конечно, потому что я участвую в этом устремлении к Пушкину. Будто я вчера перешла какую-то границу своей жизни…

Когда молчат деревья и длинна
Их тень холодная на голубом снегу,
Унылым светляком плывет луна,
Небес подчеркивая мглу,
А с цепи рвется одичалый пес,
Взъерошив шерсть на выгнутой спине,
И заполняет сад седой мороз,
Скрипя в окаменелой тишине,
Я радио включаю и ко мне
Одна страна приходит за другой,
В фокстротном тлении, в сорочьей болтовне
Иль в песне радостной, раздольной и родной!
А иногда твоих стихов порыв
Наполнит радостью мой заснеженный дом,
И я слежу, дыханье затаив,
За каждой краскою, положенной чтецом.
Какое счастье в памяти беречь
Узорчатую сказку о Салтане,
Русалки тайну, и Руслана меч,
И облик милой горемычной Тани.
Сегодня радио несет ко мне печаль
Воспоминаний о твоей кончине.
Тенями траурными черная вуаль
Окутывает вечер синий,
Я чувствую, тревожна и бледна,
Какая боль вела тебя к дуэли.
И сумрачны за серебром окна
Луна, молчание и ели.
Пушкину
О, если бы ты сам читал свои поэмы
А мы бы слушали тебя,
Восторженны, благоговейны, немы,
За гений твой всего тебя любя,
Мы б жизнь твою от горя сберегли,
Oт колющих забот, oт жалящей измены,
Разрушили б решетки, стены,
Душившие твои большие дни!
Зачем родился ты, когда чужая власть
Народом и тобой как хищница владела,
А не теперь, когда свободно, смело
Дышала б грудь твоя и песнь твоя лилась?
О, Пушкин! Сердца нет на родине твоей,
Которое твои стихи б не согревали.
Они везде, и с каждым днем родней
Их правда нам, их радость и печали!
11 февраля 1937 г., газета «Известия»

29 марта 1937. Творят люди в одиночестве, а наедине человек лучше, чем в обществе. Там он среди конкурентов… В группе меня преследует поэтесса Елена Вечтомова… подчеркивает недостатки моих стихов, приписывая их тому, что я из чуждого пролетарским поэтам общества, что я не работаю, а забавляюсь, и т. д. Только Холопов, Лифшиц, Шубин вступаются за меня, и руководитель группы Друзин, и Крайский. Как мне все это грустно и тяжело.


20 мая 1937. Дни ясные, теплые. Синее с утра небо к вечеру становится чуть голубоватым и сливается с луною. Зацветают клен, сирень и распустилась черемуха. Владимир Ростиславович увлечен достройкой дома, украшением сада. Мне хорошо с ним. Но болеет мой старый друг Урс. А в мире страшно, что происходит. Война в Испании. Фашисты. И в кино, и у писателей сумятица. Вредителями объявлены Корнилов, Гумандрин, Берггольц, Киршон, Афиногенов, Бруно Ясенский, Майзель, Горелов, Левин, Добин и даже герой испанских боев Кольцов! Кто из них левые, кто правые, разобрать мне трудно. А поэты и писатели среди них хорошие. Так что все равно жаль их.