Мир, которого не стало - страница 35

Когда я выздоровел, я решил немедленно собираться ехать домой. У меня не было денег на дорогу, поэтому я продал часть своих книг и вознамерился добираться на корабле по Днепру. Так было дешевле – у пароходных компаний была большая конкуренция. Поездка из Канева (городка в окрестностях Корсуня) в Кременчуг стоила десять копеек. Между Корсунем и Каневом было постоянное сообщение с помощью дилижанса. Я получил огромное удовольствие от той поездки. Всю дорогу я стоял на палубе корабля, наслаждался красивым видом – фруктовые сады, стога, опрятные домики по берегам – и думал про Сион и Иерусалим: во время болезни я прочел «Любовь к Сиону» Авраама Мапу{196}…

Дома меня встретили неожиданно радостно. Мама даже плакала от избытка чувств. Я не понимал, почему все так радуются. Оказалось, мама видела сон, что я тяжело заболел! И бабушка Фрида, которая тогда жила у нас, видела тот же сон! Все были уверены, что со мной случилось что-то плохое. Написали письмо в Корсунь р. Цви-Гиршу Шлезу, но ответа не получили. А я взял и вернулся: хоть бледный и слабый, но живой и здоровый.

По возвращении домой я застал «миньян»: отец устроил семидневный траур по своей матери Хане, жившей в Гадяче, что под Полтавой, и внезапно скончавшейся за день до моего приезда. В этом же городе проживали мои дядья: высланный из Москвы дядя Лейб Динабург и р. Йосеф-Хаим Мадиевский, казенный раввин города. О том, что я собираюсь поехать в Тельши, я рассказал отцу только после окончания траурного срока, и эта идея пришлась ему по душе. Мать, правда, беспокоилась, что мне предстоит поездка «за темные леса», но в итоге смирилась и она. Как водится, новый план был доведен до сведения всей семьи, и прежде всего дядьев. Дядя-раввин не только поддержал мой план, но даже решил отправить с нами в тельшайскую йешиву своего сына Лейба, который был старше меня на три года. Было решено, что мы все отправимся в путь сразу после Суккота{197}. После Судного дня{198} отец отправился в Гадяч решать дела о бабушкином наследстве и взял с собою меня. Мы остановились у дяди Лейба, где мне устроили очередной «экзамен». В комиссию входили: р. Элия Цифрин, домовладелец и знаток Торы (он приходился дядей д-ру А. Цифрони{199}); городской раввин р. Йосеф (известный своей чудачествами) и р. Хешель, который претендовал на звание раввина и отличался ученостью и проницательностью. Слух обо мне прошел по всему городу, и когда я шел по улицам, мальчишки бежали вслед за мной с криком: «Вот он! Вот он идет!», что причиняло мне массу неудобств. Однако моему дяде все эти восторги были не по душе (раввин написал обо мне, что я – «единственный в своем поколении»). Дядя подозревал, что это не более чем попытка подкупить моих родственников, людей зажиточных и обладавших в городе немалым влиянием и авторитетом. В любом случае, текст рекомендательного письма, предоставленного мне раввином, показался дяде сильным преувеличением. Он предложил мне отправиться в Ромны к р. Лейзеру Арлозорову{200}, который еще раз проверит мои знания и напишет мне рекомендательное письмо в тельшайскую йешиву. Мы слышали, что без рекомендательного письма попасть в тельшайскую йешиву будет сложно. У брата было рекомендательное письмо от «Великого». Спешный отъезд из Корсуня помешал мне заручиться солидной рекомендацией, в итоге было решено, что в промежуточные дни праздника Суккот я съезжу в Ромны.