Мир лишённый тайн - страница 22
– Пошли покричим.
К слову сказать, как считал и Пьер, и многие другие, в этот раз повод был более чем серьёзный. Под угрозой были основополагающие принципы существования общества, такие как свобода, личная тайна, неприкосновенность частной жизни и другие права. Так гласила и литература, выдаваемая координатором. Правда, как с этим бороться, похоже, никто не представлял и смысл протестов терялся в ворохе вопросов. С одной стороны, принятый закон давал слишком большие возможности государству, нарушая всё перечисленное, но, с другой стороны, не принятие закона и запрещение устройств TSTV, также нарушало права граждан на открытость информации, право собственности и свободу выбора. Сама идея пользоваться возможностью заглянуть в прошлое Пьеру нравилась, не нравилось, что этим будут пользоваться государственные силовые структуры. Пробел в логике его не очень смущал, замещаясь физической активностью и недосыпом. Было достаточно того, что он считал себя правым и эта убеждённость ставили перед ним чёткие ориентиры, о последствии которых задумываться было просто некогда, да и нечем.
Выйдя из переулка, боевики присоединились к протесту, распределившись по толпе, поддерживая лозунги и выкрикивая новые оскорбления в адрес полиции и властей и, прячась за спинами других, кидались в правоохранителей пока только камнями.
– О камрад! Пьер, салют! – вначале окрикнул, а затем и дёрнул Фурнье за рукав, парень в открытом мотоциклетном шлеме и убрав с лица платок, улыбнулся знакомой улыбкой соседа по улице, – Ты тоже с нами? Это хорошо.
С Филиппом Мартеном они даже вместе учились одно время в коллеже и вместе проводили время.
– Салют! – вполне искренне обрадовался Пьер. – Я смотрю ты правильно экипирован. Ты по убеждению здесь или инсургент?
– Скорее по убеждению. Меня вообще не устраивает, что кто угодно может увидеть все нюансы моего прошлого. Я вполне обойдусь по старинке клавиатурой и мышкой. Ты, кстати, не видел нашего профессора по истории и географии?
– Это который Решар?
– Да. Он тут вчера хорошую речь толкнул с импровизированной сцены. По существу и она идейно направляет и вдохновляет. А сегодня его что-то не видно.
– Нет. Не видел. У меня занятия поинтереснее, чем слушать всяких маразматиков. Я действую, а не болтаю, – сказав это Фурнье скинул рюкзак и быстро показал его содержимое, после чего вернул всё обратно.
– Ух ты! Возьмёшь поучаствовать?
– Без проблем. Но сейчас ещё рано. Ждём ночи. И самим кидать не надо. Тридцать лет тюрьмы получать за преступление против сил внутренней безопасности, неохота. Ищем боевых подростков или иностранцев и снабжаем необходимым. Но это всё попозже.
И молодые люди продолжили своё нехитрое занятие.
Ближе к ночи удалось поужинать принесённой кем-то горячей едой. Пьер среди жующих приметил подростков явно из «ашелемов»[12], уже слегка подвыпивших или курнувших, и потихоньку переместился поближе к ним.
– Ну что шпана, дадим фараонам просраться?
Нестройный хор голосов был ему ответом. Причём как согласных, так и пославших подальше. В результате последующих разговоров двое «коктейли» взяли. Оставшиеся бутылки пристроил прибежавший Филипп, нашедший общий язык с компанией молодых французов, явно студентов.
Невдалеке всё также раздавалась полицейская сирена и призывы через усилители разойтись по домам. Через некоторое время послышались звуки бьющегося стекла, крики с лозунгами и хлопки выстрелов, то ли газовыми гранатами, то ли резиновыми пулями.