Читать онлайн Валерий Горшков - Эфемера
Посвящается оставшимся в прошлом. Берегите его, вы не представляете, насколько мы все в нём счастливы.
«Прошлое, настоящее и будущее в реальности есть одно и то же: все они – сегодня».
Гарриет Бичер-Стоу
«Тот, кто управляет прошлым, управляет будущим. Тот, кто управляет настоящим, управляет прошлым».
Джордж Оруэлл
Пролог
Что делает нас нами? Почему человек такой, какой он есть? За счёт чего формируется личность? Время. Правильный, и он же единственный ответ на все эти вопросы – время во всех его проявлениях. Эпоха, в которую мы живём; среда, в которой растём и развиваемся; наше окружение; длительность нашего личного опыта; цейтнот или же полное его отсутствие; случайные встречи, фразы, мысли – всё это ни что иное, как порождения времени. Ты – то, что с тобой происходит. Измени в своём вчерашнем дне хоть что-нибудь, и сегодня это будешь уже не ты.
Я давно себя потерял и вряд ли когда смогу найти. Впрочем, как и все мы. Но чтобы понять это, мне потребовалось слишком много времени. Или правильнее будет сказать времён.
Вряд ли теперь получится что-то исправить, даже с этой последней возможностью вернуться в самое начало. Очевидно, что в этот раз мой Наби погиб здесь и сейчас. Авгуры за соседними столиками поднимаются и вскидывают оружие. На пол летят стаканы с остатками напитков, тарелки с едой и слепящие хромом столовые приборы. Некоторые агенты опрокидывают столики целиком. Меон, подвешенный к цепочке на моей шее, раскаляется и начинает плавить одежду, а значит Такеши уже близко. Значит, мой план провален. Они пересмотрели момент дезинтеграции.
В помещении поднимается паника. Картина тянется словно в замедленной съёмке.
Я сжимаю ладонь Рут и шепчу: «Я всё исправлю».
Её разноцветные глаза округляет внезапный ужас осознания происходящего, и в этот момент всё вокруг ускоряется. Барабанные перепонки разрывают шумы, крики и стрёкот полуавтоматических импульсных пистолетов. Всего пара секунд, а затем – тьма.
letmemory = {};
letclone = {};
Но я успеваю. И пока мой Кант синхронизирует накопленный за эти годы опыт с практически полным его отсутствием у восемнадцатилетнего меня, перед глазами мелькают лишь недоступные чипу образы, демонстрируя, как всё началось, словно от этого есть какой-то толк, когда конец уже давно наступил. Рут однажды сказала, что человека по-настоящему живым делают его неизменные воспоминания. Подлинных в моей голове не так много. Первый день жизни, который для меня навсегда остался неизменным…
for (let key in memory) {
clone[key] = memory[key];
}
Ферма
1
Назовите своё самое раннее воспоминание. В каком вы были возрасте? Мне всегда непросто отвечать на эти вопросы.
С одной стороны, спросите меня, что я увидел первым в своей жизни, и я твёрдо отвечу: Шайори Ёсидо, основателя Фермы, на которой вырос. А с другой, тогда ведь мне не было знакомо это имя, да и ничего из увиденного.
Происходило нечто, необременённое привычными всем нам понятиями. Даже моё «Я» и само существование не вызывали ничего, кроме режущего уши плача, от которого тот лишь усиливался. В этом плане моё первое воспоминание вряд ли отличается от вашего. Однако кроме шума агонии раздражённых незнакомым опытом органов чувств в нём было кое-что ещё.
Говорят, младенцы не способны что-либо надолго запоминать, но мне удалось. Через призму моего нынешнего опыта и знаний, которые заставляют смотреть на прошлого меня со стороны, этот эпизод выглядит так:
В тёмном помещении с раздражающе-ледяными потолочными осветителями среди десятка колыбелек Шайори выбрал мою, остановился и поднял меня на упругих, точно обтянутых выделанной кожей, ладонях, щуря взгляд сквозь стёкла квадратных очков без оправы. А где-то вдали за его спиной панорамные окна последнего семнадцатого этажа Фермы пылали иллюминацией ночного города. Светились башни бесчисленных небоскрёбов, внизу горели улицы, по ним скользили, сверкая фарами, автомобили.
Короткий эпизод в воспоминаниях, оставивший после себя дыру длиной в три этажа, или, как говорят за пределами Фермы, три года. Пожалуй, тогда-то более-менее осознанные эпизоды детства и начали застревать в моей памяти.
Нас было около двадцати. Мы жили в общей комнате, вставали в одно и то же время, вместе ели, учились, проводили свободные часы и засыпали. Один большой организм, ведомый общими голосами в головах, обладателей которых мы ни разу не видели, но помнили их. А поскольку воспоминания о том, что нужно делать, имелись у всех, жизнь казалась нам предельно простой, пока однажды не появились Другие.
Тогда вместе с остальными малышами по требованию внутреннего надзирателя я пришёл в учебную комнату, выкрашенную, как и весь этаж, в бледно-чёрный. Помещение было настолько просторным, что около пятидесяти столов с сенсорными наклонными столешницами в нём разместили на расстоянии в два метра друг от друга. Голоса в головах рассадили нас в шахматном порядке, оставив пустые места.
Из-за стола класс казался ещё больше, однако его масштабы съедали голые тёмные стены. Взглянешь на них, а они словно испускают мрак и приближаются, проглатывая сидящих впереди и по бокам. Именно поэтому я старался не двигаться, опустив глаза на выключенный дисплей перед собой. Другую тактику не избрал почти никто. Все оставались немы и не шевелились. Так поступать подсказывали мысли. Однако нам пришлось их ослушаться.
Створки дверей в класс, обычно заблокированные во время занятий, бесшумно утонули в стенах. В помещение начали парами заходить и рассаживаться на свободные места те самые Другие. Они были в таких же чёрных комбинезонах, как и мы, примерно нашего возраста, и в то же время будто менее развиты физически.
– Это ещё что за задохлики? – спросил Сэм у меня за спиной.
Мне не нашлось что ответить. Я видел таких впервые.
– Фу-у-у, – сморщился По, сидящий через два ряда от меня и чуть правее. Сделал он это явно громче, чем рассчитывал.
По рядам пробежал смешок.
– Молчи, болван, – сказал тонким голосом проходящий мимо Другой, заправляя за ухо выпавшую из пучка на затылке прядь светлых волос. – Из-за тебя нас всех накажут.
– Ты кто? – спросил меня один из них, остановившись рядом.
Его голос прозвучал неестественно мягко.
Внезапно пришло осознание, что нам всем следует замолчать. От неожиданности сидящий справа ребёнок сжал коленями трясущиеся руки и изо всех сил старался удержать спокойный вид. Но то и дело его лицо передёргивало, а по щекам, как он ни сопротивлялся, наконец заструились слёзы.
Другой, не став дожидаться моего ответа, уселся слева. Он откинул назад скрывающие лицо длинные медные волосы, обнажив усыпанные веснушками нос и скулы, выпрямил спину и стал ждать начала урока с закрытыми глазами, сложив на коленях свои хрупкие ручки.
Толстяк Ли спереди дробно постукивал пятками по полу, но в остальном оставался недвижим.
Монитор перед глазами ожил, высветив белые символы «EI» посреди черноты. На смену им пришёл нежно-голубой фон с тёмной фигурой в центре.
– Квадрат, – одновременно вслух произнесли все мы.
До этого момента название изображения оставалось для нас тайной. Но внезапное откровение, зародившееся где-то в глубине сознания, настойчиво требовало от нас произнести верное слово.
На смену квадрату пришло то, что мгновение спустя мы дружно назвали треугольником. Затем появились круг, прямоугольник, звезда, и снова квадрат, но уже другой, светлый.
– Белый квадрат, – повторили мы за голосом в собственных головах.
И снова первая фигура.
– Чёрный квадрат.
Она посветлела.
– Белый квадрат.
Фигуры менялись, задание усложнялось с добавлением новых цветов. Нам уже были знакомы синий, красный и зелёный. Звуки наших более глухих и звонких голосов Других волнами перекатывались от стены класса к стене. Малыш справа больше не ревел, а старался выкрикивать ответы громче и раньше остальных.
На дисплеях появились четыре фигуры разных цветов. Но внезапно внутренний голос смолк. Он больше не подсказывал. Мы смотрели на кресты с полумесяцами, звёзды с полосами и вновь не шевелились.
– Нажми на красный крест, – потребовал разум.
Правильные нажатия заставляли экраны вспыхивать зелёным. Затем изображение менялось. Вот жёлтый круг. А это… Да, это синий треугольник.
Шепча себе под нос названия и цвета, я увлёкся настолько, что внезапно погасший дисплей обозвал чёрным прямоугольником. Отключились все дисплеи кроме одного. Стол По горел красным.
– Встать, – поступила команда.
Мы поднялись почти одновременно.
– По считает, что белый и чёрный квадраты – одно и то же, – пояснил произошедшее мозг, а затем запретил садиться до новой команды.
– Говорю же, болван, – сказал один из новоприбывших незнакомцев.
Ослушаться голосов в голове не решался никто. Требование садиться прозвучало лишь когда колени у меня начали подрагивать, а ступни и икры стали неметь. И всё началось заново с квадратов.
После занятий нас ждал обед в столовой. Несмотря на большое количество столов со скамейками по обе стороны от них, голоса в голове заставляли нас всех ютиться лишь за двумя в углу. Мы и Другие сели за разными.
– Они тоже люди? – спросил только подоспевший к столу Ли, распихивая плечами двух ребят, чтобы втиснуться между ними, и поглядывая на новеньких.
– Уродливые такие… – сквозь непережёванную пищу проговорил По, вытирая руки о комбинезон.
Многие согласились.
– Гляди какие осторожные, – Сэм открыто рассматривал Других, подметив, как аккуратно они ели.
– Меня вырвет, – По приник ближе к своей тарелке.
– Конни, ты это будешь? – спросил Ли.
Он указал на мою булочку и сунул её в карман, прежде чем я успел что-либо ответить.
– Ты говорил, что видел не такого как мы, – навалившись на стол, спросил По.
– Да ничего он не видел, – ткнул меня локтем Сэм. – Типа выдумывает.
– Видел, – я потёр ушибленное место. – Но он не такой, как эти. Тот был огромный. Волосы как у Фридриха, глаза как у Ли. Голос такой… – Я попытался изобразить бас и вышло довольно правдоподобно. – «Вот такой». У него в комнате будто нет стен, а за ними…
Ребята рассмеялись. Снова. Даже молчаливые близнецы. По какой-то причине им было проще поверить, что кроме комнат для сна, учебных классов, столовой и коридоров больше ничего не существует. И никого.
– Если я вру, то откуда взялись эти? – я указал вилкой на Других.
– Побьём их и узнаем, – предложил Сэм.
– Можно просто спросить, – не согласился Фридрих и повернулся к Другим. – Эй! Откуда вы взялись?
– Мы всегда тут были, – ответил кто-то из них. – А вы ведь обезьяны, да?.. Вы похожи на лысых обезьян в одежде.
– Побьём их, – уже настаивал на своём предложении Сэм.
Драки не произошло. Голоса в голове решили наказать нас за шум и потребовали закончить обед. Ответа на вопрос о происхождении Других тогда нам найти не удалось.
Оказалось, что у Других была своя отдельная комната для сна. Поэтому виделись мы с ними только на занятиях, в столовой и в игровой комнате. Роль переговорщика с новенькими на себя взял Фридрих. Однако выяснил он лишь то, что те воспринимали другими нас, а дни их ничем от наших не отличались.
Тем временем уроки усложнялись. На очередном нам продемонстрировали объёмные фигуры – шары, параллелепипеды, пирамиды и кубы. Во время занятия требовалось переложить разноцветные фигуры в сортеры, пропихивая их внутрь сквозь соответствующие по форме и оттенку отверстия. Испытание было настолько простым, что ошибок не допустил никто. Но радоваться оказалось рано.