Стоило признать, и тот, и другой кандидат на роль помощника Мирха были хороши. Именно так сказал Ворт Варде Ронтону, когда в прошлый раз после тренировки тот спросил его мнение. Рикем умел классно бить по воротам: сильно, быстро, четко, метко; отлично бегал. Но Руни оказалась настоящим мастером заговоров. Иногда Ворт невольно восхищался ее изобретательностью, гибкостью и ловкостью; казалось, она смогла бы достать любой пас, будь на нем наложена даже куча эффектов и усилений. Только вот с другими парнями отношения у нее явно не задались, особенно с Сартом, и это замечали все игроки.
Но сейчас, идя по лаково-блестящему покрытию мокрой парковой дорожки с прилипшими кое-где яркими желтыми и красными листьями, Ворт стал думать совсем не о триболе или команде. В его мыслях осталась только Ньюма и те смелые слова, которые он собирался сказать ей. Он устал ждать, устал гадать, устал подозрительно коситься в сторону Рея. Он провел так весь прошлый год и не гордился этим. Поэтому твердо решил поговорить с ней и однозначно расставить все точки над «i».
– Сегодня или никогда, – прошептал он сам себе, сжимая кулаки. – Сегодня или никогда, вен.
Ворт оторвал горящий, нервный взгляд от глянцевой дорожки и, увидев впереди за поредевшей листвой парковых деревьев, знакомую, изящную, сильную фигуру с развивающимися во все стороны шоколадными волосами, резко, дерзко выдохнул и уверенным шагом направился прямиком к ней.
На тренировке с капитаном явно творилось что-то неладное. Он пропускал мячи, был, кажется, раздосадован, раздражен, растерян, и от этого стало не по себе всей команде. В субботу начинался сезон, и, если Ворт продолжит так ошибаться, они точно продуют игру. Варде Ронтон пока не предпринимал никаких решительных действий, он лишь внимательным, острым, пристальным взглядом наблюдал за парнем и ограничился легким упреком в голосе, когда объявлял его фамилию в списке основного состава сборной на матч.
После тренировки Руни первая вышла из раздевалок. Она торопилась специально, даже толком не стала переодеваться, просто накинула на влажную от пота футболку любимое серое худи и куртку, сменила шорты на удобные мягкие штаны, кинула остатки формы в рюкзак и пулей вылетела из двери, пока Ньюма еще ополаскивалась в душе. Девочке не хотелось пересекаться с Сартом, Реем и другими ребятами, не хотелось отвечать на их нарочно обидные, шутливые замечания, слушать поздравления в адрес Рикема и Никора, хотя она, конечно, была рада за них. Ей просто необходимо было побыть одной, иначе она сорвется.
Каждый раз в последнее время после тренировки Руни чувствовала опустошение. Дело было не в физической усталости от тяжелых упражнений или игры, а в том невероятном напряжении, скованности эмоций, самоконтроле и рамках, в которые ей приходилось загонять себя, чтобы с холодностью и безразличием выдерживать издевки Сарта, нарочную холодность Рикема и настороженную отстраненность некоторых других товарищей по команде. Порой Руни казалось, что все ребята настроены против нее, и она начинала невольно искать подтексты, скрытые смыслы в их словах, взглядах, жестах, однако, потом на свежую голову всегда видела абсурдность подозрений. Старшие игроки бесспорно замечали их конфликт, пару раз Рей даже остро пошутил над ней и Сартом, но держались подчеркнуто нейтрально, давая возможность младшим самим разобраться в своих проблемах. И постепенно реакция Карена, Эйдара, Рикема на выпады Сарта становилась все более вялой, что говорило Руни – она на правильном пути. Но это был тяжелый путь, а силы у нее, кажется, подходили к концу. Девочка все чаще и чаще ловила себя на мысли: если ничего не изменится, она покончит с триболом.
