Стела накинула длинный халатик из тонкой ткани, и вышла из купальни. Она впервые шла здесь одна, без сопровождения. Мрачные коридоры что-то напоминали, казались смутно знакомыми. Сначала пришлось подниматься по полустертым каменным ступеням – сколько же существует эта лестница, что ступени так сгладились, от какого количества прошедших ног. Потом, насколько помнила девушка, и как ей подсказывало чутье, надо было идти каждый раз сворачивая в левые коридоры. Она и шла. Только путь показался ей слишком длинным, и время, проведенное в этих бесконечных, таких одинаковых на вид коридорах – слишком долгим. Стела почувствовала, как прохладен здесь воздух – легкая ткань халата не защищала от холода, заставляя ежиться под тонким одеянием.
Стела уже почти бежала, стремясь как можно быстрее выбраться из этих темных коридоров. И вдруг остановилась, как вкопанная, пораженная видом залы, в которую попала. Помещение было округлым, таким большим, что стены и потолок почти скрывались за дымкой. Примерно посередине – более точно определить не удалось – стоял массивный деревянный стул, покрытый куском варварски роскошной тканью: белоснежной, часто затканной тончайшими металлическими нитями драгоценных металлов. Ткань покрывала спинку и сиденье стула, свободными складками касаясь каменного пола. Разглядывая ткань, девушка не сразу заметила того, кто сидел на стуле, безжалостно сминая и пачкая ее. В зале было еще холоднее, чем в коридорах, и Стела почувствовала это сразу, разгоряченная после быстрого шага. Странное оцепенение охватило разум, заставляя сдаться, сесть рядом со стулом на пол, обхватить колени руками и сидеть так вечно, бездумно раскачиваясь из стороны в сторону. Она ущипнула себя за руку, пытаясь очнуться, и потихоньку, бочком-бочком, попыталась обойти стул.
– Приветствую тебя, дочь звездочетов! – низкий голос, такой низкий, что отдавал в хрип, заставил ее подпрыгнуть от неожиданности.
Пригляделась – ну, да, так и есть, он не заставил себя ждать. Словно своими размышлениями о сути богов Стела вызвала его. Ха! Какие ушастые боги, все слышат, все видят – кроме тех преступлений и несправедливости, что творятся во имя богов. Темнобородый, собственной персоной, восседал на стуле. Белоснежная ткань переставала быть таковой, будучи испещрена потеками темно-багровой жидкости, растекавшимися от сидящего. Вроде бы кровь? Стела усмехнулась едва заметно. Да уж, властитель хронилищ выбрал самого что ни на есть неподходящего персонажа для запугивания. Лишь неожиданность появления заставила ее подпрыгнуть, а уж никак не страх перед его сверхъестественными силами.
– И я приветствую тебя, Хрон.
От удивления тот встопорщил свою вовек нечесаную и немытую бороду так, что она торчала словно веник у нерадивой хозяйки – разной длины прутья в разные стороны.
– А ты почему не впадаешь в священный ступор и не льешь слез?
– А ты почему этого не делаешь?
Владыка тьмы фыркнул:
– Перед тобой, что ли? Не слишком ли ты о себе возомнила?
– Выходит не слишком, если ты находишь нужным являться передо мной. И сидишь тут голый, развесив все свои, ммм, – Стела замялась, подыскивая подходящие слова.
Хрон хмыкнул:
– Тебя смущает только это? А как же уважение и страх перед божеством?
– Ну, как бы тебе помягче сказать… Я не очень подхожу для этого.
– Почему же?
– Видишь ли, я сомневаюсь в твоем божественном происхождении. Я слишком долго и часто молила и Семерку – твоих вечных оппонентов и тебя самого. Семерку – умоляла о помощи, тебя – о воздаянии своим врагам. Но были мои мольбы тщетны. И я призадумалась. А так как девица я, к слову, не совсем глупая, додумалась до того, что с твоей точки зрения мне, возможно, так и надо. А что подумала Семерка, я так и не решила. Ну, и сам посуди – как можно пугать человека тем, во что он не верит?
