Мир по Тому Хэнксу - страница 33

Единственное, в чем серьезно нуждался Хэнкс, – график съемок. Если он заранее знал, что запланирована крупная сцена, он мог подготовиться и настроиться, позаботившись о том, чтобы хватило энергии и концентрации.

Перед сложной сценой – где он плачет, например, – Хэнкс запирался в трейлере, стараясь оставаться на высшей точке сконцентрированности, что требовало много сил, когда один час растягивался на четыре. «Ты идешь в атаку, и вот все сделано, а ты вымотан и такой: “Меня больше на это не хватает”, – вспоминал он. – Теперь надо так: “Слушай, я работу сделал, я понимаю, что, когда придет время, все будет как надо”. Это точно так же, как если у ребенка идет носом кровь, есть простой способ ему помочь, вместо того чтобы визжать: “О, боже, у него из носа кровь!”» [6]

Скотт Шеперд, игравший антагониста Хэнкса в фильме «Шпионский мост», однажды на площадке решил сосредоточиться на технике Хэнкса. Это был эпизод, где герой Хэнкса спорит в Верховном суде, а персонаж Шеперда стоит в толпе и наблюдает. «Фактически я в той сцене был стажером» [7], – сказал Шеперд. И пока Стивен Спилберг делал сложную следящую съемку судей, Шеперд смотрел, как Хэнкс снова и снова произносит одну и ту же речь. «Я с таким удовольствием пытался разобраться, в чем его фишка, поскольку она была неочевидна, – признался Шеперд. – Остальные надевали наушники между дублями, были заняты какой-то рутиной». Одна из уловок Хэнкса – начинать сцену раньше, чем помощник режиссера успевал выговорить «мотор». «Это профессионально и эффективно, а еще это – хорошая профилактика ненужных рефлексий, – заметил Шеперд, – ты уже в тексте, и ты должен построить речь так, чтобы дойти до конца, прежде чем у тебя появится время составить план».

Шеперд сказал: «Мне трудно было не попасть в ловушку “Это практически идеально – просто повтори это, только измени одну вещь”. Но если ты так сделаешь, то перестанешь креативить. Он проигрывал сцены по-разному – чувствуя, что имеет право избавиться от всего, что только что наработал».

Хэнкс не был хамелеоном или мастером расставлять акценты, и он понимал, что у него лучше получится сыграть чудаковатого служителя зоопарка, чем бесцеремонного инструктора по строевой подготовке. Но снова и снова ему удавался фокус: казалось, что он почти не играет, просто проговаривает текст естественным для него образом. Лишь потом осознаешь, какое расстояние лежит между, скажем, его ВИЧ-положительным юристом, его пережившим кораблекрушение специалистом по транспортировке грузов, его миллионером-простаком и выдохшимся тренером по бейсболу. Разница не столько в их профессии или внешних проявлениях, сколько в их убеждениях, ритме, эмоциональной жизни. Хэнкс проделывал огромную работу, выстраивая за кадром целую жизнь своих героев, так что каждая мелочь, появлявшаяся на экране, ощущалась органично.

Хэнкс никогда не спрашивал режиссера о мотивации своего персонажа – он считал, что разобраться с этим – задача актера. «Ведь если не встать из-за стола, чтобы пройти к окну, не увидишь, что в телефонной будке через дорогу – злодей. Так что ты обязан понять, почему ты поднимаешься и идешь к окну – пусть даже это кажется невероятно фальшивым, пусть даже нет причины это делать, тебе надо понять для себя причину, по которой ты встаешь и идешь к окну» [8].

Он не следовал суровой системе Станиславского и сторонился актеров, пытавшихся оставаться в шкуре персонажа на протяжении всех съемок. «“Зовите меня именем моего героя”, – иронизировал он. – Что же вы тогда делаете в гримерке?» [9]