Мир превращений - страница 5



Дом тоже готовился к генеральной уборке. Он, как огромный мягкий кот, вдруг сиял глазами-окнами, стряхивал с крыши, как с пушистой спинки, ворохи листвы. Резные двери начинали петь на разные голоса, поскрипывание половиц напоминало урчанье и мурлыканье.

На крыльце с метлой в руке появлялась сама Аглая. Её облик являл собой простую деревенскую женщину большого семейства. Подол длинной юбки подоткнут, волосы повязаны по-деревенски косынкой, чтоб ничего не мешало наведению чистоты. Само семейство некоторое время пребывало в растерянности, но постепенно осознавало серьёзность момента. Пыхтя, сопя и взвизгивая, начинало изображать активное участие в уборке. Они забирались в самые потайные уголки Дома, карабкались по стенам. Путаясь в паутине, клубочками катались в массе мелкого мусора, появлявшегося невесть откуда. Разыгравшись, устраивали засады друг на друга, чтоб с воем и рыком выскочить, и радостно запрыгать, когда напуганный взлетал от неожиданности по шторам к потолку. Прибежавшая на шум Аглая, застаёт такую картину: Ежович колючками запутался в тканых дорожках. Кротович Алекс, уткнувшись в угол, никак не может прочихаться от клубов пыли. Белка Фимка, вцепившись в люстру, распушив хвост, вихрем проносилась над ребятами-зверятами, успевая то щёлкнуть по носу, то дёрнуть за ухо. Лишь метлой Хозяйка смогла расставить всё и всех по своим местам. Ежа вытряхнуть из половичков, Крота выставить на свежий воздух, Фимку мигом отправить следом. Всё стихало. Дом облегчённо вздыхал и отражал розовый свет заходящего солнца.

Глава 8


Ефимия встречает друга


Фимка юркнула в дупло. В глубине его припрятан берестяной коробок для рукоделия. Открыла крышку и стала укладывать в него заранее припасённые острые иглы акации, мотки гибкой травы. Всё это богатство трудолюбивая белочка собирала для украшения и помощи леса: берёзок и осинок, клёнов и орешников. Хлопотунья не забывала никого: проклюнулись нежные листики, тянутся глупенькие под полуденное солнце. И поникли уже, пересохли, а там и до сломанных веточек недолго, – белка тогда расправляла она над ними взрослые листья.

Ефимия птицей летала по деревьям. Цепляясь за толстые ветви, она начинала потихоньку напевать одну из песен, что слышала от Дома, когда тот мурлыкал, уверенный, что никто его не слышит.

– Во саду ли в огороде девица гуляла,

У ней русая коса, лента голубая.

Во саду гуляла, цветы собирала,

Цветы собирала, веночки вязала.

Веночки вязала, в хоровод вставала.

В хоровод вставала, друга выбирала.

Друга выбирала, крепко обнимала.

Во саду ли, в огороде девица гуляла.

Фимочка вплетала в повреждённые ветки и листья гибкий краснотал, а пушистый ковыль серебром дополнял украшение. Иной раз, её стараниями, затейливое кружево проявлялось на скромной осине. Ранее голый куст расцветал шёлковым веером с бирюзовыми цветами, на старом дубе являлись дикие розы шиповника.

Что может быть чудесней осознавать, что тебя ждут, и ты даришь любовь и заботу. Белочка сама менялась. А Лес обучал её древней магии любви. Напевы звучали в трепете и мерцании зелени деревьев.

Встань на вечерней заре, в подвосточной стороне.

Пойди, девица-краса, искать любовного гонца.

Пойди по дороге тёмной, по тропинке любовной.

А на встречу тебе скачет Любовный гонец на золотом коне,

Красивый как сокол, сияющий во тьме.

Любовь к себе призывай, милого себе вопрошай.

Сила вольная, сила любовная,