В тени шпилей стояли Теневые Стражи, их массивные тела, выкованные из мрака, возвышались, подобно скалам, бросающим вызов свету. Их доспехи – чёрные, с красными прожилками, текущими, как реки лавы, – гудели низким гулом, отдающимся в земле, а плащи, тяжёлые и рваные, колыхались, словно крылья, ждущие полёта. Они молчали, но их алые глаза горели, подобно углям в ночи, и их шаги оставляли следы, темнеющие на льду, словно шрамы, напоминающие о силе Тёмной Луны.
В центре Кристаллиона возвышался храм – не здание, а чудо, вырезанное изо льда и тени, его купол сиял, словно звезда, упавшая на землю, а стены переливались узорами, сплетающими свет и мрак в вечный танец. В этом храме жила Селарис, жрица Клятвы, чья судьба была связана с двумя лунами, подобно нити, держащей их союз. Она стояла у алтаря, высокого и гладкого, высеченного из кристалла, сияющего пурпуром и чернеющего алым, её фигура – стройная, но сильная, подобно тростнику, гнущемуся под ветром, но не ломающемуся.
Её кожа была бледна, почти прозрачна, словно лёд, поймавший свет звёзд, а волосы – длинные, серебристые с чёрными прядями, струились, подобно реке, текущей между светом и тенью, их концы мерцали, словно звёзды, гаснущие в ночи. Её глаза – глубокие, цвета серого льда с золотыми искрами – смотрели на мир с мудростью, превосходящей её годы, и с тоской, прячущейся за этой мудростью. На ней была мантия, сотканная из нитей света и мрака, её ткань переливалась, словно поверхность озера под двумя лунами, а подол был усеян узорами звёзд и серпов, напоминающими о клятве, бережённой ею. Пояс её – тонкий, из кристаллов, звенящих при каждом шаге – сжимал мантию, а в руках она держала посох, вырезанный изо льда, его навершие – круг, разделённый надвое, сияло, словно печать равновесия.
Селарис стояла у алтаря, её пальцы скользили по его поверхности, холодной и гладкой, подобно стеклу, знающему слишком много тайн. Она чувствовала дыхание лун – мягкое, словно шёлк, от Сияющей Луны, и тяжёлое, подобно гулу земли, от Тёмной Луны. Её грудь вздымалась медленно, дыхание вырывалось паром, растворяющимся в воздухе храма, и в нём – не страх, а тревога, растущая, словно тень перед закатом. Она шептала, и её голос – мелодичный, но низкий, подобно ноте арфы, дрожащей в тишине – звучал в пустоте храма:
– Свет и тьма – две струны одной песни. Но как быть, если одна пожелает петь громче?
Сияющая Луна и Тёмная Луна парили над Кристаллионом, их свет и тень сплетались в небе, подобно нитям в руках Ледяных Ткачей, наблюдающих за городом из теней миражей. Сияющая Луна струилась сиянием, падающим на шпили, заставляя их сверкать, словно жемчуг, поймавший утренний свет, её присутствие было мягким, подобно дыханию весны, касающемуся льда. Тёмная Луна дышала мраком, стелющимся по улицам, окутывая их тенью, глубокой, словно бездна, но красивой, подобно ночи, укрывающей звёзды. Их танец был совершенен – свет не гасил тень, тень не поглощала свет, и Кристаллион сиял под их взглядом, словно драгоценность, рождённая из их любви.
Ледяные Дети и Теневые Стражи ходили по улицам, их шаги сливались в ритм, отдающийся во льду, словно сердцебиение города. Они не ссорились, не делили – они жили, подобно детям одной матери, смотрящей на них с небес. В садах звенели кристальные деревья, их листья падали, словно капли, замерзающие в воздухе, и их звон смешивался с гулом Теневых Стражей, создавая мелодию, поднимающуюся к лунам, словно гимн их союзу.
