– Хотите сказать, что он вас провёл. – Делает корёжащее слух Гранта заявление Энд Клоп.
– И он об этом пожалеет. – Налившись кровью в лице, процедил сквозь зубы Грант, очень трепетно всегда относящийся к своим сбережениям, на которые покусился этот самозванец в лице проходимца с улицы, который был им использован как аффилированное с противником лицо. Не с чистого же лица начинать свои специальные операции по купированию влияния противника всего того, что считается для вас родным и ценностным. А так, исходя из ситуации и штампов из кино о том, какой изворотливый на всякую пагубность в вашу сторону является противник, готовый на любую хитрость, что б вас провести (в данном случае на умение подкупить вас забесплатно в сторону оказать ему вспоможение в покупке для себя хот-дога), накидал эскизов понимания того, с кем придётся в будущем бороться за влияние над умами людей, этой окончательной цели работы всех специальных служб, обозначив его первым пришедшим в голову именем, и теперь можно требовать от начальства фонды для своего освоения.
– Надеюсь, вы нас и страну не подведёте. – Даёт ответ генерал Энд Клоп, потомственный аристократ мысли.
Положение пятое: Всё тот же поиск мотивации жить в новых условиях
На чужбине жить особенно горько и раздражённо тогда, когда средства к твоему существованию тебе нерегулярно и не в достаточной по твоему разумению мере выделяются теми контролирующими органами, которые взяли себя за право за тебя решать, что тебе нужно и не нужно более, и заодно взяли под опеку все твои найденные и затем замороженные счета. Взяв (да сколько можно брать) тебя самого и всю твою семью заодно в заложники вот такого дискриминационного по твоему сознанию определения жить хорошо норматива. Где ты сделать ничего не можешь без согласования с этим, взявшим тебя в кандалы собственных решений, комитетом обеспечения, предвзятого к тебе и твоим капиталам отношения (что ж, пришлось ещё раз это всё повторить, и, конечно, не для благодарного слушателя и читателя, а для того человека, кому хоть кол на голове чеши, а он всё равно никак понять не может, как так с ним вышло и по каким всё это законам его тут тиражируют и раздевают, а именно для того самого Терентия, кто попал не только в поле зрения злодейки судьбы и фискальных органов, а что самое для него важное: он как и многие другие, как он жирные коты, оказался на переломе монетарных эпох, с потерей всех прежних принципов и ориентиров; и с этим ничего не поделаешь).
И что особенно раздражает и выводит из себя благоразумного и благовоспитанного когда-то, до этого решения, Терентия Морозова, о ком и идёт сейчас речь, как бы кто по другому и иначе не думал, имея на это полное моральное право и факты из собственного опыта жизни, так это то, что за всем этим блокированием его, не просто финансовых средств и счетов, а инструментов его свободы, стояли банкирские семьи, его братья по вере в нерушимый эквивалент жизненного счастья, славы и могущества – деньги.
И сиюминутные выгоды тех банкирских домов, кто стоял за принятием вот такого в свою сторону решения, по ограничению движения его капиталов, только в степени утоления своей жажды и голода жадности и наживы понимается Терентием. Но вот чего он никак понять не может, так это того, почему эти хапуги перестали в завтра верить и заглядывать туда же. Ведь они, живя на проценты от этого завтра, таким образом подрывают веру человечества в основополагающие для мира потребления вещи. И если банкира можно довести до его безверия в самую обеспеченную вещь на свете – деньги и инструмент закабаления мира, судный процент, то что уж говорить о простом человеке, кто, больше полагаясь на самого себя, никогда и не полагался на вот такое своё обеспечение.
