– И с чем он связан? – спросила Шарлотта.
А вот теперь уже удивлён такой близорукостью Шарлотты Аллегорий, как не ей не знать, кто с утра до вечера не даёт покоя господину президенту (спойлер: это не первая леди). И Аллегорий вынужден вносить ясность туда, где всё итак прозрачно.
– Господину президенту не даёт покоя мысль о том, что он отчего-то находится в тени…сами знаете кого. – С многозначительным умолчанием внёс ясность в трудности мысленного процесса президента Аллегорий. – И на моё удивление он был патологически логичным. «Сёма, – так он ко мне по простому, и на основании большого ко мне доверия, обращается, – скажи мне честно, почему мне не даёт покоя мой антипод, держа меня в постоянном напряжении и заставляя меня всегда иметь его в виду?
На что я ему отвечаю. – Это всё психологический фактор. Зло притягательно.
– Вот как!? – одёргивается от своих мыслей президент. – Ладно с этим я готов смириться пока у нас паритет вооружений, но если мой противник имеет такое звучное имя, Антипод, то тогда кто я? – задался нервно этим вопросом президент и тут же давай себя принижать самокритикой. – Какой-то Под, если убрать из имени моего противника его предикат «Анти». И что спрашивается этот Под значит? Прилагательное или может того, моё сказуемое, как чьё-то прилагательное и подвластие?! Воды мне, воды! – а это уже попахивало театральщиной со стороны мною уважаемого президента, но не настолько, чтобы потворствовать его цесарским мечтам. И хотя основы нашего государства крепятся на семи холмах цезарства, всё же надо блюсти приличия и отдавать должное новым инструментам разделяй и властвуй, а именно демократии.
Ну и я остужаю пыл президента как мне тогда казалось верным по лингвистике предложением. – Тогда вы будете зваться Антиподом Антипода.
– Это что ещё за хрень! – вскипает президент. – Это что ты мне предлагаешь. Быть на поруках у Антипода. А-ну пошёл вон! – И я, пожалуй, и в самом деле пришёл к не верному решению насчёт нашего президента, верно поступившего, меня выгнав. Что я было хотел купировать только что в голову пришедшим предложением. – Тогда может Легитимный? – с надеждой и мольбой на собственное оправдание обратился я с этим вопросом к президенту. Он задумчиво на меня посмотрел, быстро оценил эту мою неуместную шутку в сторону нашей политики на постмодернистском пространстве, – а я ей богу и не думал шутить, – и с ещё больше перекошенным лицом и проклятиями в мой адрес указал мне на дверь». И на этом пока что всё, немой диалог заканчивается.
И вот пока все тут пребывали в таком умиротворённом состоянии лёгкого беспокойства за судьбы мира, в том числе и за самих себя, как части этого мира, ради которого можно и пойти на некоторое своё беспокойство и подвижки в своих планах, как это всегда бывает, находится один отщепенец, которого всё это не устраивает, и он требовательно и вслух желает знать, когда всё это закончится и сколько им ещё ждать президента.
– Как думаете, что случилось? – вот таким неприемлемым для данных обстоятельств вопросом задаётся громко вслух генерал Броуди, если честно, то непроходимый даже в самые широкие двери тип с огромными физическими данными и со столь же малой сознательностью. Что и приводит всех, кто с ним встречается, в том числе и на таких собраниях, в крайне некомфортное и болезненное состояние, даже в том случае, если он вам на ноги не наступает, не плюётся прямо вам в харю и рукой за подбородок не цепляет во время своего, всегда крайне эксцентричного разговора.
