А как же! Ей предстояло встретить дядю Тимофея, полюбить его, родить троих сыновей, пережить самый разнообразный человеческий опыт.
История взаимоотношений дяди Тимофея и Аси хранилась в моём сознании как непрорисованная картина. Когда очередная информация или событие находили место в этом полотне, я с любопытством принимала новую версию. К тому времени, когда мы отправились к ним в гости, мне было известно, что после госпиталя, где он залечивал трагическое ранение, полученное в Берлине, его командировали на работу в Дом отдыха в Салаире, где долечивались бывшие фронтовики.
Налаженное хозяйство не требовало больших усилий, но новый директор истосковался по делу и выкладывался на полную катушку. Во всё вникал, не чурался показать при случае, что может работать не только головой, но и руками.
Людям нравились энтузиазм, молодой задор руководителя, а больше всего привлекала возможность заработать. В те времена кабальные государственные займы лишали граждан страны живых денег – вместо них в конце месяца выдавали горсть облигаций, которые можно было выбросить.
Народ перебивался с хлеба на воду. Новый директор нашёл лазейку: отличать хорошо работающих натуральными продуктами. Все из кожи вон лезли только бы попасть в "продуктовый" список. Подсобное хозяйство с приходом нового директора стало просто пухнуть от приплода и прироста.
Молока, мяса, курятины, яиц и корнеплодов не только с лихвой хватало и отдыхающим, и работающим, но в складах, под землёй, и в амбарах уже закладывались на хранение излишки в виде солений, квашений, сала, домашних колбас, даже окорока копчёные имелись. Всему вёлся строгий учёт, на доске объявлений каждый месяц вывешивалось: сколько и чего произведено, и кому распределено.
Люди из города, прослышав об изобилии, ежедневно с утра приходили просить работу. Однажды нужда привела и Асю. Первую встречу с ней дядя вспоминал с удовольствием.
– Только поднял на неё глаза от бухгалтерских счёт – понял: это моя жена. Всё поплыло передо мной и захотелось петь. И запел ведь. "Наш уголок я убрала цветами"… Фу ты чёрт, думаю, что же я делаю?
А она смотрит как дети – всем лицом, белки́ голубоватые и ровный свет от неё, а взгляд, такой, знаете, полный внимания. И спрашивает:
– Вы поёте на работе?
– А что ж, говорю, не петь, если поётся.
– А я посудомойкой наниматься пришла, возьмёте?
Схватил я стул, усадил гостью и стал ходить, как вокруг ёлки. Деревяшка моя постукивает, она молчит, раскраснелась, как бы привстала даже.
– Ты сиди, разговор только начался. Тебя как звать?
– Ася Гулина.
Ася. Имя мне понравилось, я его произносил и так, и эдак, а она спокойно смотрела на меня и ждала.
– А зачем тебе посудомойкой работать. Выходи за меня замуж, будешь домашним хозяйством управлять.
– Вы шутите?
– Никогда ничего более серьёзного не говорил в своей жизни. Так что?
– Дело непростое: у меня мама, бабушка… Сына я рощу. Отца у него нет. Она подалась вперёд и с искренностью, присущей лишь бесхитростным душам, сказала:
– Я уж и так дров наломала…, – помолчала, – был один командировочный… Она смутилась и оборвала себя восклицанием:
– Зачем я вам рассказываю, сама не знаю…
– Ты не увиливай, – наступал бывший командир танкового взвода, – решай здесь: будешь моей женой?
Где-то там, в своём сердце, он знал, что раскрасневшаяся Ася скоро станет всем смыслом его жизни, её наполнением и боялся, что какая-нибудь мелкая глупость вмешается, разрушит захватившее чувство, унесёт прочь это чудо, которого он терпеливо ждал долгие годы.
