Святые воины на «строгановских» иконах не похожи на воителей, они представлены изящными, утонченными. Таковы иконы «Чудо Дмитрия Солунского», «Никита-воин», «Чудо Федора Тирона». Победы этих хрупких, одетых в щегольские одежды персонажей над врагом действительно представляются чудом. Таким же хрупким предстает Иоанн Предтеча на одноименной иконе. Он показан в изысканном пейзаже, населенном «тварями земными». Художник тщательно прописал каждую деталь изображения. И. Э. Грабарь (1871–1960), известный российский художник и искусствовед, написал о «строгановской школе»: «Строгановские иконы говорят о каком-то более настойчивом, хотя и менее вдохновенном молитвенном сознании. Это сознание выражается в особой «драгоценности» их исполнения. Это не столько изображения, сколько драгоценнейшие предметы религиозного обихода. В то время как для новгородского иконописца тема иконы была темой его живописного видения, для строгановского мастера она была только темой украшения, где благочестие его измерялось добытой долгим и самоотверженным трудом изощренностью глаза и искусностью руки».
Большие изменения произошли в иконописи второй половины XVII века, когда в России появились произведения европейских художников. Влияние западных «образцов» больше всего ощущается в работах царских изографов Оружейной палаты, во главе которых стоял Симон Ушаков (1616–1686). Вместе с художником Иосифом Владимировым он написал трактат, в котором пропагандировал новые принципы иконописания, не соответствовавшие старой иконописной традиции. Одним из главных принципов было «живоподобие» – зеркальное отображение земной красоты в искусстве иконописи. Для достижения «живоподобия» использовалась светотень, в те времена именуемая фрязью.
Тщательнее всего следовало прописывать лики святых, что приближало их к идеально прекрасному человеческому лицу. Таковы иконы Ушакова «Богоматерь Кикская», «Спас Нерукотворный», «Архиерей Великий». Новые приемы, представленные Ушаковым, противоречили традиционной иконной композиции, плоскостному изображению одеяний святых. В идеально прекрасных ликах с его икон не было человеческой идеальности. Все это привело к тому, что иконы перестали быть иконами, но не стали и портретами. Произведения мастеров иконописи второй половины XVII века уступали работам лучших мастеров прошлого (Феофана Грека, Андрея Рублева, Дионисия). Особенно заметно это при сравнении «Троицы» Рублева и Ушакова. По композиции обе иконы очень близки, однако «Троица» Ушакова с тщательно прописанными бытовыми деталями очень напоминает сцену трапезы. В ней нет одухотворенности, гармонии и неземной легкости, высокого идейного и религиозного содержания, составляющих суть иконы Рублева.
Церковь осудила стремление царских изографов к реалистичности, «живству». По этому поводу идеолог старообрядчества протопоп Аввакум писал: «…По попущению Божию умножися в нашей русской земле иконного письма неподобного изуграфы… Пишут Спасов образ… лице одутловато, уста червонная, власы кудрявые, руки и мышцы толстыя, и весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишо сабли той при бедре не написано… А все то кобель борзой Никон, враг, умыслил, будто живыя писать, устрояет все по-фряжскому, сиречь по немецкому».
Однако и оппонент Аввакума, патриарх Никон, так же яростно выступал против икон «фряжского» письма. Он приказывал изымать такие образа и выкалывать им глаза. В 1655 году в Успенском соборе патриарх провел публичное уничтожение нетрадиционных икон. Он бросал их на пол, разбивал, а осколки велел собрать и бросить в огонь. Никон подверг осуждению вельмож, которые заказывали эти иконы. Царь Алексей Михайлович, присутствовавший при экзекуции над образами, воспротивился: «Нет, отче, не сжигай их, пусть их лучше зароют в землю».
