В своем заявлении Чабаров указал, что в ходе совместной пьянки и словесной ссоры я нанес ему удары руками, чем причинил легкий вред здоровью. Хотя уже в первом же судебном заседании Чабаров забудет, что он писал в заявлении, и будет утверждать, что я запинывал его и ногами.
А прилагалась к заявлению справка за красивой подписью врача-травматолога Славы Пягая, где он кроме ушибов ставит еще и диагноз «сотрясение мозга». Расширил, однако, Пягай свою квалификацию, ставя такие диагнозы. Также в справке указывалось, что данные были получены в результате посещения Чабаровым городской поликлиники 18 и 19 декабря. Это видать настолько Слава хотел помочь Чабарову, что на ночь глядя в воскресенье пришел на работу принять пациента. Более того, Пягай тут же в справке примерил на себя еще и роль судмедэксперта, заключив со ссылкой на нормативные документы, что пациенту нанесен легкий вред здоровью.
Такие бумаги мне очень понравились, от них за версту пахло «липой», и у меня даже проснулся определенный азарт к этому делу. Уже на том этапе я примерно представлял, как уличить Чабарова во лжи, но особо торопиться было не нужно.
Через пару дней позвонила помощница Галютина и сообщила, что судебное заседание назначено на 17 апреля, и очень желательно, чтобы до этой даты я подъехал и расписался за повестку.
Вспоминая великолепную актерскую работу Чабарова в прошедшем декабре, ожидать от него в суде можно было любых провокаций. Окажись мы с ним один на один, и потом могло оказаться, что я избивал его прямо в здании суда, или того хуже покушался на его жизнь. И, учитывая подобную возможность, я попросил составить мне компанию в суде моего старинного друга Михаила Горскова, которому я сразу объяснил, что в его задачу входит видеть, слышать и запоминать все происходящее в суде. Случись какая-то неординарная ситуация, из него бы получился бы объективный свидетель – все же он преподаватель ВУЗа.
Но вышеуказанные ожидания были напрасными. Чабаров в суд явился в сопровождении почти всей родни – Галей с сыном Максимом и супругой Натальей. На мою дежурную вежливость все, кроме самого частного обвинителя, который демонстративно отворачивался, ответили такой же дежурной вежливостью. Хотя спустя два года Наталья будет говорить, что я в суде вел себя по-хамски, кричал на них и обещал всех посадить. Правда, следом Галя уже эти слова не подтвердит, а опишет нечто близкое к тому, как происходило в действительности.
Но до того как мы обменялись любезностями, когда я только зашел в суд, то увидел вместе с ними одного из тобольских адвокатов Альбину Петрову и сначала сделал вывод, что они решили воспользоваться услугами профессионала, чтобы избежать ошибок. Но, однако, я ошибся, Альбину назначил ко мне в защитники Галютин, о чем она, подойдя, сообщила мне сама.
В услугах адвоката я не нуждался, о чем сказал ей сразу, но коли судья считает необходимым присутствие защитника, то я против не буду, главное, чтобы защитник не создавал помехи. Но первые сомнения в своем адвокатском рвении Альбина Петрова заронила сразу же, начав непринужденно меня убеждать, что лучше уладить конфликт какими-нибудь другими путями, не доводя до приговора, ибо он может быть суров и потом будет поздно жалеть, что дело не решилось иначе. Другими словами как бы предлагала: «А давай дадим Чабарову денег и замнем дело»
