Читать онлайн Михаил Меклер - Мировая поэзия

Переводчик Михаил Меклер

ISBN 978-5-0053-0014-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПАБЛО НЕРУДА (1904—1973)

ШАРЛЬ БОДЛЕР (1821—1867)

УИНСТОН ХЬЮ ОДЕН (1907—1973)

РЕДЬЯРД КИПЛИНГ (1865—1936)

РАЙНЕР МАРИА РИЛЬКЕ (1875—1926)

СЮЛЛИ ПРЮДОМ. (1839—1907)

ИОГАНН ГЁТЕ (1782—1832)

Переводы Михаила Меклера (2015—2020)

Преемственность ведет к стихосложению,

она помогает избегать клише,

что придает искусству двойное ускорение,

хранить увиденное в памяти, в душе.

Поэзия не баловство и даже не искусство,

это нашего языка, эволюционный маяк.

Овладев с детства языком, человек искусно

преследует цель генетики. Поэт есть маньяк!

В основном, человек не достигает полных знаний

и не научился нагружать свои фразы смыслом,

чтобы исцелять людей от всяческих страданий

и приносить им радость в чертах гуманизма.

В душу не зайдешь, пока не осознаешь строки,

никакая память не утешит в забвении плоть

и не сделает финал менее горьким,

пока не войдет по генам в кровь.

Наше общество, как безъязыкую семью,

везет без расписания поезд в никуда,

и только чтение поэзии дает стезю,

для прогресса умственного труда.

Стихи доступны огромной аудитории,

в финале читатель постигает откровение,

так как, стих полноценен в теории

и раскрывает деятельность разума и творения.

Поэзия использует ритм языка,

который сам по себе приводит к откровениям.

Во время чтения, поэт проникает в тебя

и когда закрываешь книгу, то с сожалением

не можешь чувствовать себя неистово.

В этом и заключается суть всей эволюции.

Ее цель, красота, дающая истину

и, объединяющая разум, и чувства во времени.

Красота может быть воплощена только в словах.

Человек не способный к адекватной речи,

прибегает к насильственным действиям в делах,

расширяя словарь кулаками и картечью.

Пабло Неруда

(1904—1973)

Pablo Neruda

«20 стихов о любви и одна песня отчаяния»

Женское тело

Женское тело, белые дюны,

белизна бёдер, она, как пашня весной.

Я, как пахарь, но очень грубый,

из тебя сына вынес на свет голубой.

Словно пещера, я был одинок.

Шарахались птицы лавой слепой,

мгла застывала во мне, как комок.

Тебя сотворил я лёгкой рукой.

Это расплата, любовь мне награда,

тело из кожи и женского молока.

Груди как чаши, у глаз нет взгляда

и голос грустный, и розы лобка!

Милое тело, я весь в твоей благодати,

жаждой ненасытной, смутной тропой,

наслаждаюсь тобой на мягкой кровати,

неутолимой усталостью, болью слепой!

Лоза

Свет тебя пеленает в смертное плато.

Оцепенелая, бледная, ты смотришь, скорбя,

видишь, как лопасть ветхого заката,

оборачиваются вокруг неподвижной тебя.

Одинокая и я одинокий где-то,

подруга, ты застыла, молчание храня,

забирая себе жизнь умершего света,

наследница чистая, испепелённого дня.

Закатная гроздь в твой подол упала.

Корни покидают твой облик в ночи

и рвутся наружу из темного подвала,

тебя поедая, едва успев прорасти.

Плодоносная в своём движении рабыня,

из среды, где творится золото и чернота,

ты воплощаешься в такие творения,

что цветы твои вянут, а ты тоской налита

Песня земли

Сосновый простор, грохочет на буреломе,

мерно сменяется свет, колокольный прибой.

Сумерки загустеют в глазах от истомы,

ты раковина земная, песня земли вековой.

В тебе все реки поют и душа моя с ними,

течёт по велению в открытый предел.

Укажи мне цель, стань тетивой, пружиной

и я на волю выпущу стаи стрел.

Всюду я вижу, как зыблется тело твоё.

Молчание есть облава пугливых минут,

твои хрустальные руки гавань для меня, бытиё,

моим поцелуям и влажным желаньям приют.

На устах у любви твой голос влажнеет, крошится,

в час, когда вечер спускается в гулкую пустоту.

Так на закате я слышу, как в поле колышется,

молодые колосья шуршат на ветру.

Ненастье

Непогода с рассвета, летний вид облаков,

от разлуки похож на ворох белых платков,

которыми на прощанье машет ветер шальной.

Стук сердца нарушает влюблённых покой.

Кроны звенят поднебесным оркестром,

будто битвы и песни сошлись на устах.

Ветер листья крадёт повсеместно

и отклоняет от цели трепетных птах.

Листва водопадом без пены кружится,

веществом невесомым, отвесным огнём.

Ворох лиственных поцелуев ложится

у входа в обитель ненастным дождём.

Послушай меня

Слова мои послушай иногда.

Они утончаются, как чаек следы,

там, где песок увлажняет вода.

Я твой браслет во имя беды,

или бубенчик на твоей нежной руке.

Мои слова отдаляются и станут немые,

как вьюнки, вокруг боли на старой ноге,

карабкаются медленно на влажные стены.

Ты виновата в той кровавой игре.

Слова из хмурой моей головы убегали.

Ты заполнила все щели в этой норе.

Они больше, чем ты, привычны к печали.

Ещё до тебя они обитали в пустой тишине.

Я хочу, чтоб они обо всём рассказали.

Ты им внимай, словно внемлешь ты мне.

Ветер скорби до сих пор помыкает едва ли.

Шквал сновидений похоронить их готов.

В моём горьком крике ты слышишь другой.

Кровь старых призывов, рыдания ртов,

не покидай подруга меня и останься такой.

Мои слова любовью пропитались скорбной

и всё заполнили, не зная разных преград.

Я сотворю из слов браслет незлобный,

твоей руке нежнейшей, словно виноград.

В последнюю осень

Я помню какой ты была в последнюю осень:

серым беретом, сердцем в осенней тиши.

Сражались зарницы над макушками сосен.

Листья заполняли заводь потаённой души.

К моим рукам ты, как вьюн прижималась,

твой голос неспешный шуршал, как листва.

В оцепенелом костре моя жажда пылала,

синий жасмин дрожал, словно пламя костра.

Твои глаза кочевали по мне, наступали,

серым беретом, голос сердца, словно очаг,

летели надежды к тебе чёрной стаей

и поцелуи тлели жаром весёлым в ночах.

Небо над морем, над полем и у подножия.

В памяти ты, как свет и заводь в глуши,

за твоими глазами в сумерках бездорожье,

осень сухой листвой касалась души.

В твоих зрачках

Слонявшись одиноко по вечерам,

я забрасывал свои грустные сети,

в твои зрачки похожие на океан,

в глубину их трагедий и сплетней.

Одиночество пылало на костре,

руками размахивая, словно моряк,

идущий стремительно к глубине,

подавая сигналы, словно маяк.

Ты отвечала туманом густым,

моя даль, подруга моя.

Из глаз твоих выплывали кусты

и обмелевшие берега.

Я грустные сети забросил туда,

где бездна бушует в твоих зрачках.

Исклёвана птицами первая звезда,

мерцавшая, как душа моя во снах.

Полночь скачет на вороной кобылице,

разбрасывая по лугу синие колоски.

Когда сближаются наши лица,

в нас кровь вскипает, мы очень близки.

В безмолвии крик

Ты, как пчела звенишь от мёда охмелев,

в душе моей кружишь в тягучих струях дыма.

А я, как безответный зов, в уныние лев,

всё было у меня и всё промчалось мимо.

К тебе с последней страстью, силой, рвусь.

Ты мой последний мак в последнем одичанье.

Сомкни глубины глаз, я ночь к тебе прижму.

Крик слышишь, так это я, а ты моё молчание!

Своё тело обнажи, пугливая колонна.

Глаза сомкни, в потёмках нет от суеты забот.

Весна цветущих рук, роз ароматных лоно,

тень бабочки ночной легла на твой живот.

Как раковины, груди светятся твои,

так одиноко здесь, когда тебя нет рядом,

в твоё безмолвие всегда идут дожди

и чайки тонут в сетях морского променада.

Вода вдоль мокрых улиц блуждает босиком,

ветви деревьев в промокшей кроне стонут.

Исчезла ты, в душе стоит пчелиный звон,

твоё молчание и мой крик грохочут громом.

Русалка

Я правлю парусником и в этот летний полдень,

в хмелю от губ и от смолистого дурмана,

к закату тающего дня перемещаясь по природе,

отвердеваю в вязкой страсти океана.

Как бледный раб борюсь с пучиной в муках,

плыву сквозь едкий запах по протоке,

весь в сером до сих пор, в горчайших звуках,

в кирасе жалобной из пены одинокой.

В огне и стуже, под луной, без сантиментов,

со страстью жесткой качаюсь на волнах.

Я сплю в гортани счастливых континентов,

на белых нежных бёдрах, на свежих островах.

Во мраке я от приятных поцелуев влажных,

готов отдаться любым любовным позам.

Я разделён на сны в сражениях разных,

на растерзание отдан пьяным розам.

На гребне волн русалкой ты всплываешь,

в объятьях телом своим тесным,

меня с твоей душой немедленно сплетаешь,

своим набегом поднебесным.

В сумерках любви

Мы в сумерках потерялись на небесах,

мир во тьму погружался на синеющем лоне.

Праздник заката проходил на дальних холмах.

Никто не увидел дружбу наших ладоней.

Порой в руках моих, как монетка,

осколок солнца разгорался впотьмах,

душа леденела, вспоминая брюнетку,

про нашу печаль и о наших грехах.

И всё же, где ты блуждала ночами?

С какими людьми, какие слова говорила?

Ты далеко, тогда мне очень печально,

любовь накрывает волной мои крылья.

Книга, падая в сумерках, просится в руки,

раненым псом мой плащ прикорнул на полу.

Каждый раз ты удаляешься для нашей разлуки,

когда вечер смывает статуи, убегая во мглу.

Ты мои краски и кисти

За пределом неба повисла половинка луны.

Качается ночь, кочует, роет в глазницах норы.

Горем, бессчётные звёзды в лужах отражены,

а между бровей скорбь раздвигает шоры.

В сердце бьётся безумной судьбы маховик,

кузня синих металлов, ночь молчаливой сечи.

Девочка ветром издалека, посылает свой лик,

изредка сверкает её взгляд в поднебесье.

Буря злобы, ненастье, мольба из последних сил,

а ты паришь над сердцем моим, гнезда не свивая.

Раздробленные корни ветер развеял с могил,

на другой стороне он валит наземь деревья играя.

Милая девочка, колос, взъерошенный дым,

ты сплетаешь ветер из светящихся листьев.

Белый пар от пожара за перевалом ночным.

Что мне сказать тебе? Ты, мои краски и кисти!

Ты жаждой меня спалила, значит пора пришла,

новым путём пойти, улыбок твоих избегая.

Мутными вихрями ливней молчат колокола,

с этой поры нет смысла трогать её и печалить.

По глухой дороге боль свою унесу.

Буду там, где ни грусть, ни зима,

её глазища, глядящие сквозь росу,

не смогут настигнуть меня.

Испуганные сны

Моя душа в твоей груди,

мои крылья дают тебе свободу.

Всё, что дремлет у тебя внутри,

я речью донесу до небосвода.

Ты каждый божий день неугомонно,

приходишь, как роса к бутонам,

спешишь за горизонт бесцеремонно,

как вечная волна в кочевье сонном.

Ты, мачта на ветру, твой вид неумолим,

своим напевом достигаешь дали.

Грусть твоя порождает траур, а ты с ним,

встречаешь боль прощанья на причале.

Ты похожа на тропу и тусклые огни,

вся сделана из эха, как чей-то клич.

Вот я очнусь и снова улетят они,

испуганные сны, как стаи птиц.

Грустная нежность

Я передвигался, помечая крестом,

белую карту твоей нежной кожи.

Крался мой рот, по тропам тайком,

жаждая тебя, на паука похожий.

Грустное, милое чудо, ты так грустила,

с тобой я сидел у кромки вечерних вод.

Лебедь, деревце, нечто, тебя смешило,

спела лоза, созревал виноградный плод.

Из гавани к тебе плыла моя нежность.

Безмолвие сна усыпили одинокий причал.

Море меня досаждала и верность,

я метался меж двух гондол и молчал.

Меж губами и стоном, что-то ушло в могилу,

взлетало что-то, от грусти и забытья.

Удержал ли невод воды неимоверную силу?

Река лишь дрожью обнимала меня.

И всё же кто-то пел, задевали эти слова,

хотелось к жадным губам, прикоснуться, поспеть.

Да продлится навеки эта власть, эта сила,

чтобы радостью слов тебя прославить и спеть.

Гореть, лететь, набатом творить рукой безумца.

Грустная нежность, что делаешь ты со мной!

Стоит заглянуть в студёный омут колодца

и закроется сердце, словно цветочек ночной.

Горсть поцелуев

Каждый день играешь с целой вселенной.

Робкая гостья в обличье воды, или цветка.

Ты похожа на шёлковую головку примерно,

которую словно гроздь, хочет трогать рука.

Я полюбил тебя, такой несравнимой,

пишу на звёздах дымом имя твоё до утра.

Вперед

Читать онлайн Михаил Меклер - Мировая поэзия

Похожие книги