– Мистер Апстарт – закоренелый холостяк, – возразил Мох. – И спиртного на дух не переносит!
– Тогда не знаю… – погрустнел музыкант.
Сырников предложил друзьям заночевать в своём доме, но найти в нём мало-мальски пригодную постель не представлялось возможным: всё было перевёрнуто и перекручено. Пришлось идти в один из непострадавших домов.
Эра устроилась в избе на старинной металлической кровати с провисшей сеткой, а Миша, Мох и Барабанов, прихватив лоскутное одеяло, из которого во все стороны торчали клочья ваты, полезли на чердак, где ещё сохранилось старое сено.
В открытую дверь чердака светила луна, деревенский воздух был свеж и тих, слышалось лишь кваканье лягушек, редкие крики ночных птиц, да заунывный вой собак, который скорее убаюкивал, чем раздражал.
Миша, удобно устроившись на одеяле, смотрел на мерцающие звёзды, которых не увидишь в городе, и удивлялся тому, как всё изменилось в его жизни. Все проблемы, которые были ещё вчера, исчезли. Школьные обиды и негодяй Затылкин с его мерзкими выходками – всё это осталось в другом мире. Новая реальность оказалась невероятной, фантастической, от всего происходящего и от предчувствия того, что ещё должно произойти, просто захватывало дух. Мише не верилось, что это происходит с ним наяву.
«Возможно, это просто сон, – подумал он, засыпая. – Завтра я проснусь, и всё будет как всегда…»
Иван Барабанов уже храпел вовсю. За ним и Миша засопел своим курносым носом.
Мох, который не нуждался в сне, так же как и в пище, подождал немного и, убедившись, что друзья крепко спят, преобразился в некое подобие обезьяны и очень быстро спустился вниз по лестнице.
Собаки – Шварц, Полкан и Баскервилей – сидели у реки и выли на луну. Мох бесшумно подобрался к ним сзади и, оказавшись на пересечении собачьих биополей, снова стал похожим на пса.
– Ну что, Шварц! – обратился он к малышу. – Признавайся, куда дел синхронизатор?!
Шварц вздрогнул от неожиданности, съёжился и трусливо завилял хвостом.
– Хозяин издевался надо мной, – жалобно заскулил он. – Проводил опыты. В дневник записывал. Мне ведь больно было. И согласия своего на такие эксперименты я не давал.
Из глаз собаки потекли слёзы.
– Понимаю, – сочувственно промолвил Мох. – Сам через это прошёл. Но прибор придётся отдать. Ты ведь не хочешь, чтобы дядя Лёня до конца жизни сморкался себе в глаза и ходил с перекрещенными руками, как маленькие лебеди в балете?
– Это моя месть, – улыбнувшись сквозь слёзы, гордо ответил Шварц.
– Это его месть! – поддержали товарища Полкан и Баскервилей.
– Но ты ведь уже отомстил, – продолжал увещевать пёсика Мох. – Пора проявить великодушие.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
