– Нет, конечно. А интеллигентные люди – это мы с тобой. Мне лично никогда не надоедает твоя компания, мон ами. А теперь о деле. Мне удалось узнать, что госпожа Серафима когда-то была модной целительницей в рядах бомонда, но мода – модой, а слухи – слухами. Ее предсказания давали осечку, болячки не излечивались, и после пары крупных скандалов она стала пользоваться репутацией весьма слабенького экстрасенса. А слабый экстрасенс, как ты понимаешь, опаснее сильного.
– Не понимаю, – призналась я.
– Давай я нарисую тебе примитивную картинку снятия порчи или какой прочей гадости. Предположим, целитель снимает ее с несчастного. Что он потом делает с этим сгустком отрицательной энергии?
– Ну, прячет в специальную коробочку или в форточку выпускает, – как примерная ученица, стала вспоминать я эпизоды из мистических фильмов.
– Приблизительно так. Только вот эта энергия – не носовой платок и не осенняя муха. Ее не так просто изловить и очистить от нее помещение. Сильный целитель с этим справляется и выкидывает ее в форточку, то есть направляет в астрал, где она растворяется. А слабый часто не в силах нейтрализовать темную энергию, и либо вбирает ее в себя, что плохо для него, либо оставляет в помещении.
– И что дальше? – с искренним интересом спросила я.
– А дальше эта энергия сидит себе в углу, пока к целителю не попадает человек с наиболее незащищенной аурой. Она прицепляется к нему и спокойно удаляется из кабинета. А потом посетитель удивляется: пришел к целителю заговорить бородавку, а через три месяца – саркома.
– И что, у госпожи Серафимы бывали подобные случаи?
– Подобные не подобные. Разве магия поддается какой-либо классификации? Просто из-за доверия к этой даме несколько человек поздно обратились к врачам, отсюда либо крайне запущенное состояние, либо летальный исход.
– Дедулечка, – взмолилась я, – ты не представляешь, как мне нужны данные на ее клиентов! На тех, что с летальным исходом. Ну что мне сделать, чтобы ты их раздобыл?
– Пару сэндвичей и что-нибудь из Нейгауза.
Я не стала торговаться, красиво разложила на старинном, еще до революции выпущенном небольшом блюде бутерброды и принесла из своей комнаты саксофон. Ариша откинулся в кресле и закрыл глаза. Колени его были укрыты клетчатым пледом, сад уже тронула осенняя позолота. Мой дед – эстет с хорошо развитым образным мышлением. Он явно видел себя со стороны и наслаждался картинкой: красиво и благородно стареющий мужчина, неухоженный, но уютный осенний сад, молодая изящная женщина, играющая на саксофоне. Что ж, информация стоила этого небольшого эстетического наслаждения.
– Ариша, – тронула я за плечо задремавшего деда, – мы договаривались на одного Нейгауза.
– Хорошо, моя прелесть, – сквозь дремоту отозвался он, – возьми листок в моем бюро.
– Ты хочешь сказать…
– Конечно, дорогая, минувшей ночью я раздобыл для тебя эти сведения. Твой дед не так стар и несообразителен, как тебе кажется.
Я поднялась в кабинет деда, открыла бюро и нашла список, состоящий из трех человек. Последней графой в списке данных была дата смерти.
За ужином я полуофициально поблагодарила деда за оперативность, он театрально раскланялся.
– Ариша, у меня дилемма, – пожаловалась я. – Понимаешь, одна молодая сволочь травит стариков за квартиры, а мне не приходит в голову ничего, достойного ее преступления. Не в милицию же ее сдавать.
– Во-первых, не употребляй бранных выражений, дорогая, не забывай, что ты ведешь свое происхождение из дворянского рода. Во-вторых, скажи, чем тебе не нравится милиция?
