– А ведь она настоящая! Я похожую в Париже у Ватло видел… И смычок… Действительно, «Вильом». Сколько, говоришь, просит? А где он?
– В прихожей. К тебе не пошёл, говорит: «Я знаю, что принёс.»
– А цена – 800 рублей за всё. Не знаю, что и делать. Денег нет. Только если моего «Вильома» продать. Ты его знаешь. Стоит ли менять?
– Какой разговор?! Конечно стоит! Цена Гранчино в таком состоянии – тысячи три. А если переборку сделать – все пять тысяч.
– Ну так что, брать?
– Бери… и беги!
И пошли мы с П.А. дальше. Вниз по улице Герцена, к профессору моему, Сергею Захаровичу, знатоку и ценителю музыкальных инструментов. Показали. Как начал он ругать виолончель:
– Какой это Гранчино? Ну, может быть, итальянец, но какой битый! Это сколько денег на один ремонт уйдёт?! – Я мрачнел всё больше. И так положение почти безвыходное, а он ещё добавил «чернухи»! Идем обратно, вверх от гостиницы «Москва» к Центральному телеграфу. Оба с поникшей головой. Неожиданно П.А. говорит:
– А Вы знаете, Ваш профессор прав. Пожалуй, я снижу цену – 750 рублей. – От такого заявления у меня сдавило горло!.. И отвечаю я ему откровенно:
– Дорогой Пётр Анатольевич. У меня и таких денег нет. Чтобы купить вашу виолончель мне надо свою продать! Но когда это случится – я не знаю…
– Молодой человек, Вы мне понравились. Считайте, что эта виолончель Ваша. Она пока полежит у меня. А когда Вы соберёте деньги – придёте и заберёте её. Неважно, когда!
Дух у меня заняло от таких речей, такого исхода дела. Не знал, как и благодарить…
Продавать я решил Стрнада, тирольца. Предложил студентам. Пробовали. Слушали… В этот период (несколько месяцев) я чуть не потерял своё сокровище.
Прихожу я, однажды, домой, а сестра спрашивает меня:
– Где твоя записная книжка?
– А зачем тебе моя записная книжка?!
– Ну как же, ты ведь сам просил!
– Я?!
– Ну, да!
– Когда?!
– Да сегодня! Звонил твой друг. Говорит, что ты не можешь позвонить сам и просишь срочно передать тебе телефон этого старика, у которого ты виолончель хочешь купить. Я искала-искала твою записную книжку. Говорю ему – нет нигде! А он:
– Поищите ещё! Очень надо! – Я ему, чуть не в слезах: всё обыскала…
Через много лет я встретил этого человека, Володьку Скаргина, и спросил его в лоб, зачем он это сделал?! А он, ничуть не смущаясь:
– Да, понимаешь, по консу слух пошёл, что ты на чердаке у какого-то старика клад нашёл: скрипки и виолончели Страдивари, Гварнери… Ну так что же – тебе одному, что ли, должно было всё это достаться?!
…Продать тирольца удалось только через полгода. Родители с двух сторон разделили между собой недостающие 300 рублей. Так сумма и сложилась. Весной, кажется, в конце февраля – начале марта 68-го я стал владельцем итальянской виолончели 17-го века.
Толя Кочергин объяснил мне:
– Это не виолончель. Первоначально – старинный «бас». Его впоследствии переделали (урезали) под размер и форму виолончели. В результате – мощный, «пробивной» звук прекрасного тембра.
Быстро приспособившись, я уже на «Гранчино» играл отборочное прослушивание для участия в международном конкурсе 68-го года в Мюнхене.
…Это отдельная, конечно, история… На дипломном экзамене в Малом зале московской консерватории отец записывал на магнитофон всю мою программу. Пётр Анатольевич тоже пришёл послушать. Когда я закончил играть он, вместо слов, просто заплакал и ушёл. Не ожидал он от своей «старушки» ни И. С. Баха, ни Р. Шумана…
