Дедушка, пожалуй, прав. Отец и в самом деле мало получает и ничего особо в жизни не добился, хотя переехал сюда в семнадцать лет. А дедушка эмигрировал в сорок с лишним, но гораздо успешнее своего зятя.
Мы часто болтаем с Мишкой. Он говорит, что, бывает, они чертовски устают, но это естественно, война все-таки. В целом там все очень круто, и брат прекрасно себя чувствует. Теперь они живут в комфортабельных казармах, и там даже душ есть. То есть там практически, как у нас. Ну то есть они теперь не совсем в голой пустыне и больше не ночуют в палатках, как раньше… Точнее, конечно, там не так, как в Америке, а гораздо хуже, страшнее, жарче и кругом все еще враги, но по сравнению с тем, что было в марте, теперь у них просто пятизвездочная гостиница. И кормить стали лучше. Мама переживает, так как сейчас выяснилось, что изначально они голодали, но брат заверил, что это не так. Просто когда брали Багдад, первое время питались сухпайками, и это логично, а сейчас там блага цивилизации, и все пучком.
Я сначала напряглась, а потом решила, что это не так уж и страшно. Все-таки война – это не курорт, и глупо было ожидать чего-то другого.
Кошмары мне больше не снятся.
У меня день рождения. Мишка все еще в Ираке, но он поздравил меня по телефону. Настроения праздновать нет, хотя все взрослые, конечно, пытались создать атмосферу торжества. Из друзей я никого приглашать не захотела, но мама все равно позвала Кейт —мою лучшую подружку.
Мы с ней не ссорились, и в целом у меня нормальные со всеми отношения, но желания особо общаться ни с кем нет. Естественно, у Кейт и у всех остальных все близкие в Америке, так как в армии служит примерно один процент от всего населения страны, и лишь часть из этого процента имеет именно боевую специальность, а потому с большей долей вероятности может оказаться на передовой, поэтому друзья не разделяют моих страданий в полной мере. Они думают, что быть военным – это очень круто и почетно. Да, они, конечно, понимают, что Мишка может погибнуть, и надеются на то, что с ним все будет хорошо, но не до конца осознают, что у этой профессии гораздо больше подводных камней… Как будто они еще совсем маленькие. Например, этим летом выяснилось, что Кейт не знает, что означает слово «пытки». Я была в полном шоке: это слово даже в пятой части «Гарри Поттера» употребляется (возможно, в более ранних частях тоже, точно не помню), не говоря уже о том, что у нас идет война, наши военные попадали в плен, и их там пытали, так что за последние полгода это слово звучало из уст журналистов, наверное, миллион раз. Похоже, Кейт совсем не смотрит новости…
Может быть, когда мы станем старше, сверстники поймут мои переживания, но пока не особо…
Я еще больше убедилась в том, что каждый должен делать, что хочет и то, что у него хорошо получается. Когда я вырасту, я, пожалуй, займусь разработкой роботов, которые занимаются разминированием. Насколько я понимаю, раньше этим всегда занимались только люди в специальных очень толстых и объемных костюмах. Это очень страшно, опасно и вызывает огромный стресс, даже у тех, у кого все в порядке с нервной системой. В последние десятилетия появились роботы, но они пока не очень продвинутые, поэтому не всегда справляются. Было бы круто, если через двадцать лет людям больше не приходилось бы заниматься разминированием. И было бы здорово, если бы я могла внести в это свой вклад. Гипотетически это возможно: с математикой у меня хорошо.
