Это меня просто взбесило. Я несколько раз взмахнул битой для разогрева и сосредоточился на игре.
Но Фрэнк не унимался: «Это проклятье. Бог оставил тебя…» Я не выдержал и заорал:
– Заткнись! Ты бубнишь у меня за спиной, и я никак не смогу сосредоточиться!
Фрэнк вздохнул и снова покачал головой: – Кенжи, а ты слышал историю про Джека Никлауса? Есть такой известный гольфист. На одном из соревнований он готовился к решающему пату[22] и так сосредоточился – что даже не заметил, как ветром у него сорвало с головы кепку. Вот это я называю «сосредоточиться»!
– Не знаю я никакого Джека Никлауса, – сказал я. – Просто помолчи, ладно? Очень тебя прошу. Если ты замолчишь, я покажу тебе, что такое хоум-ран. Прямо в табличку попаду!
Фрэнк хмыкнул, кивнул и произнес без всякого выражения:
– На что спорим, что не попадешь?
Мне такой поворот дел очень не понравился. Кто бы мог подумать, что Фрэнк из любителей побиться об заклад. Неужели он, скотина такая, заранее все просчитал, и весь разговор был просто вступлением, ненавязчиво подводящим к ключевой фразе: «На что спорим?»
«Вот урод», – подумал я, вглядываясь в его бесстрастное лицо. Но отступать было поздно.
– Ну давай поспорим на что-нибудь, – сказал я.
Подчеркнутое безразличие, написанное на роже Фрэнка, настолько взбесило меня, что я потерял способность трезво мыслить, которой так гордился.
– Кенжи, предлагаю следующие условия: если из двадцати мячей хотя бы один попадет в табличку – ты победил. Тогда я заплачу тебе за сегодняшнюю работу в два раза больше, чем мы договаривались. Но если ты ни разу в табличку не попадешь, тогда выигрываю я. И в таком случае считаем, что ты работал сегодня бесплатно. По рукам?
«По рукам», – чуть было не ответил я, но вовремя остановился.
– Так нечестно, Фрэнк.
– Почему это?
– Потому что если ты выиграешь спор, то весь мой заработок пропадает. Вся моя сегодняшняя работа – коту под хвост. А если выиграю я, то ты всего лишь заплатишь мне в два раза больше. Это нечестная игра.
– И что ты предлагаешь?
– Если я проспорил – то ты платишь мне за работу только половину суммы. Если ты проспорил – то я получаю двойную оплату. Логично, правда?
– То есть если ты победишь, то я должен буду тебе заплатить… двадцать тысяч плюс доплата за два часа – еще двадцать тысяч, это сорок тысяч. Умножить на два, получается восемьдесят тысяч йен. Так?
– Ага, – ответил я, немного удивившись, что Фрэнк так хорошо запомнил мои объяснения по поводу оплаты. Впрочем, это лишний раз доказывало, что он самый обычный американец. Заключив сделку, американец никогда не забудет ее условия. Каким бы он ни был пьяным, как бы ни кружилась у него голова от созерцания полуголых баб – все, что касается дела, он будет помнить до мелочей.
– Тогда твой вариант тоже нечестный. Потому что если ты выиграешь, то ты заработаешь лишних сорок тысяч, а я при своем выигрыше получаю прибыли только двадцать тысяч. – Сказав так, Фрэнк пристально посмотрел мне в глаза и вдруг выпалил:
– Да ты просто жмот!
Наверное, это все-таки была провокация. Я так и не понял. В любом случае я клюнул на эту удочку:
– Ладно. Тогда играем на тех условиях, которые ты вначале предложил.
Услышав это, Фрэнк криво усмехнулся. Он сказал, что заплатит за эту игру, и полез во внутренний карман пиджака за монетницей. Обкусанными ногтями выковырял из пластикового цилиндрика три монеты по сто йен и протянул мне. «Вон сколько у него мелочи. Почему же он не заплатил за пурикуру?» – подумал я, забирая у Фрэнка деньги.
