Миссия в глубины времени - страница 20

– Возьмите всю, она мне не нужна! А за махорку спасибо, но я не курю!

Светящиеся символы продолжали вращаться вокруг запястья, люди занимались своим делом, но никто не обращал на меня внимания, не ведая, что со мной происходит. «Стало быть, кроме меня никто загадочной голограммы не видит», – решил я и немного успокоился.

– Ализаде! Кто тут Ильхам Ализаде? – крикнул вошедший в палату красноармеец.

– Я – Ализаде! – отозвался я. Солдат подошёл ко мне:

– Вас приказано сопроводить в военную комендатуру. Вам необходимо сделать фотографию на военный билет и получить обмундирование. Завтра утром с Сабунчинского вокзала вы отбываете на передовую. Мы должны поторопиться… во дворе стоит грузовик с бойцами… мне приказано доставить вас вовремя.

Солдат говорил со мной торопливо, я же поддакивал ему, а одним глазом смотрел на браслет, который продолжал вращаться вокруг руки, освещая всё вокруг. И в очередной раз я убедился, что никто, кроме меня, его не замечает. Взяв вещмешок, который дал мне доктор, я последовал за красноармейцем.

На улице стоял грузовик с новобранцами, я подошёл к машине и с лёгкостью перепрыгнул через борт.

– Ух, ты! Ну, ты даёшь, отец! – воскликнул один из молодых бойцов, удивлённый моим прыжком. Я улыбнулся ему, а потом и сам удивился тому, как это мне удалось так ловко перепрыгнуть через столь высокую преграду – высотой не менее чем два метра.

Новобранцы смотрели на меня удивлённо и тихо переговаривались между собой, наверное, обсуждая мой прыжок в грузовик. Многие из них были вчерашние школьники семнадцативосемнадцати лет.

– Гасан Мамедов! – назвал себя сидящий рядом человек приблизительно моих лет и протянул мне руку.

– Очень приятно, Ильхам! Ильхам Ализаде!

– Посмотрите, Ильхам, на эти юные лица, им ведь только жить и жить! Мой младший в первые дни войны ушёл на фронт, до сих пор от него нет никаких вестей. Я – нефтяник, работал бригадиром на нефтяных промыслах. Вы же понимаете, что без нефти, бензина и горючего наши танки и самолёты – это всего лишь груда металла. Днём и ночью мы переправляем через Каспий сырьё для фронта. Сколько наших ребят подорвалось на авиабомбах и погибло от обстрелов с воздуха! Сколько моих ребят из бригады ушло на фронт и приняло смерь в первые же дни войны, будь проклята она!

Они ведь были совсем молодыми. Каждый день приходят похоронки на моих вчерашних друзей и товарищей по работе. И вот, наконецто, военком дал и мне добро, теперь я отомщу за своих ребят!

Я давно прошу, чтобы меня отпустили на фронт, но каждый раз получал отказ. Я понимаю, что и в тылу нужны специалисты, но совесть не даёт мне покоя. Мой сын там, может, раненый, а я тут, жив и здоров. Знаете, Ильхам, ведь он у меня единственный… У меня три дочери, а сын один, младший, и на фронте… – Гасан выговорил эти слова, и его глаза наполнились слезами.

– Ну-ну, успокойтесь, Гасан, возможно, он пишет вам письма, но почта, наверное, не успевает… Вы не теряйте надежду! Вы обязательно встретитесь с сыном…

Я не знал, что ему сказать, но хотелось поддержать человека, который отправляется на передовую в надежде найти своего сына.

Мы обогнули центр города и ехали вдоль нефтяных промыслов. Город был окутан серо-чёрной дымкой, но жизнь в нём всё же продолжалась. Люди работали и ждали с фронта своих братьев, мужей и отцов. Когда мы проезжали мимо жилых домов, стоявшие у дорог пожилые женщины брызгали водой из медных мисок под колёса грузовика. По старому обычаю так было принято, когда провожали воинов или близких людей в долгий путь. Это было добрым напутствием и желанием, чтобы все мы возвратились вновь домой. Ехали мы долго. Дорог здесь практически не было, не раз пришлось нам выпрыгивать из грузовика и вытаскивать его из жидкой грязи. Окраина города на первый взгляд напоминала железный лес из нефтяных вышек и огромных металлических баков для хранения нефти. Разбросанные повсюду бурильные трубы и бесконечные нефтяные лужи создавали неприглядную картину.