– Чай, – говорю я. – Холодный. Вот такой, как у господинки, например.
– Слушаю, – отвечает официант, шевеля усами, и удаляется, противно шаркая.
– Зепхарды – это народность, – продолжает Аньела. – Они… – тут она вдруг снова делает большие глаза и пытается засмеяться. – Как же быстро я начала называть их «они»… Я сама тоже зепхард. Хотя, конечно, и не типичный. Зепхарды живут в пустынях, обособленно. Их очень много, но никто не может точно пересчитать. Потому что они постоянно двигаются. Как насекомые, понимаете…
– Понимаю, – говорю я, но тут вдруг Аньела хмурится и шлёпает по столу ладошкой:
– Не перебивайте, пожалуйста! Я и так не уверена, стоит ли всё это рассказывать. Думаю, да… В общем, зепхарды живут своим укладом, мало общаясь с богатой частью Буда. Хотя торгуют и часто отправляют детей учиться в большие города. Так и со мной случилось. Многие возвращаются. Я не вернулась. В институте заинтересовалась музыкой. Заинтересовали, точнее, – она делает жест рукой, словно отодвигая тыльной стороной запястья в сторону невидимую преграду, но я не понимаю, что это должно означать. – Стала петь, играть на разных инструментах, музыку сочинять. В общем, это затянуло. Мы мотались по разным городам…
– Вы? – я не понимаю, как «я» вдруг превратилось в «мы», и переспрашиваю.
– Мы, да, – подтверждает она. – Вся моя группа. Потом я влюбилась, хотела всё это бросить, но, в общем, не смогла.
Меня тянет спросить, чего она хочет от меня, но я не решаюсь перебивать и надеюсь, что она дойдёт и до этого.
Она смотрит на меня, потом начинает ёрзать на своём стуле. Мне как раз приносят чай в малюсенькой пиалочке.
– Честно говоря, не знаю, какое отношение к делу имеет всё, что я вам рассказала, – говорит Аньела. – Существенно только то, что в конце концов я осела в этом городе, купила домик и выступаю с концертами, записываю музыку.
Опять пауза.
– Я так понял, что вас что-то беспокоит, – напоминаю я. – И вы думаете, что я могу помочь.
– Нет, – говорит она. – Думаю, что нет.
– Нет?
Я сижу молча, потом отпиваю чай, и ещё. Я жду, потому что надеюсь, что она объяснится.
– Извините, – говорит она. – Как вы считаете, путешествия во времени возможны?
Я чуть давлюсь чаем, откашливаюсь, брызгаю, чихаю.
– Простите, – хриплю я. – Сейчас…
Она смотрит на меня выпученными глазами, как на редкостную диковину, потом начинает улыбаться.
– А вы забавный, – говорит она.
– Нет, – отвечаю я.
– Ну как же нет? – возражает она. – Обчихали весь мой столик.
– Я не о том, – я наконец могу нормально говорить. – Нет, путешествия во времени невозможны, насколько мне известно. А что?
– Вы это точно знаете?
– Ну, да… – я вспоминаю. – У меня есть знакомый учёный, он говорил, что это так. Он говорил, что время – это вообще иллюзия, если я правильно помню.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – говорит она, вздыхая. – В общем, в последнее время я чувствую себя странно. Мне очень трудно сформулировать, что именно не так. Я обратилась к доктору Ендердту, он назначил мне сначала одно лекарство, потом второе… Но это не помогает, и я стала подозревать, что дело не во мне. Что в мире действительно что-то поменялось. Извините, у вас такое глупое лицо!
– Что? – я вздрагиваю. – Ну да, наверно, я просто ожидал услышать совсем другое. Что вас преследуют, или шантажируют, или… Но это неважно, вы продолжайте. Что поменялось в мире, по-вашему? С чего вы взяли?
