Мы уже выходим с участка, когда я оборачиваюсь и смотрю на дом.
– А почему у вас не работает камера наблюдения? – спрашиваю я.
– Камера? – она удивляется, будто не понимает, чём речь. – А, эта. Не знаю. Я как-то и не обращала внимания. Вроде бы здесь спокойно. Я ни разу не слышала ни о каком воровстве.
– Я тут всего один день, и то слышал, – замечаю я.
– Ну, может, когда-нибудь займусь, – она пожимает плечами.
Мы подходим к дороге. На стоянке стоит оранжевый мотолёт – крохотный, но двухместный.
– Поместимся, не волнуйтесь, – говорит Аньела.
– Я и не волнуюсь, – говорю я.
Она садится спереди, перекидывая ногу через сиденье. Я вскарабкиваюсь назад, закрепляю сумку на кронштейне за собой. Аньела включает защитное поле, прозрачное, но слегка зеленоватое.
– Держитесь крепче, – говорит она.
– Держусь, – успеваю ответить я, схватившись за ручку за её спиной, и тут мотолёт срывается с места.
Малюсенькое лобовое стёклышко почти не защищает от потока воздуха, который пронизывает защитное поле без препятствий, поэтому развевающие волосы Аньелы начинают хлестать меня по лицу. Свободные рукава её блузки трепещут, словно флаги, а мотолёт закладывает крутые виражи, еле вписываясь в прямоугольные перекрестья улиц. Зачем она так несётся? Я тут же вспоминаю, что Аньела сидит на лабордазе-2, и напрягаюсь ещё сильнее. Вообще говоря, она нарушает закон. Нельзя водить под воздействием таких препаратов.
С другой стороны, это весело. Я начинаю ощущать кайф от того, как быстро проносятся мимо машины, платформы, флаеры, здания, бесконечные рекламные щиты и экраны. Даже с моей сверхзрячестью я едва успеваю разглядеть их, прежде чем они размазываются в вытянутые пятна и улетают прочь. Запах её волос, постоянно лезущих мне в нос, тоже, признаться, довольно приятен.
Однако вдруг скорость снижается, и мотолёт спускается на маленький бетонный пятачок, окружённый газонами.
– Приехали, – говорит она.
– Так быстро? – невольно роняю я.
– А что, понравилось ко мне прижиматься? – смеётся она, отключая поле.
– Я и не прижимался, – обижаюсь я. – Зато вы меня волосами отхлестали.
– Ладно, я шучу, – говорит она, вставая. – Сумку не забудьте.
Я тороплюсь за ней, а она вышагивает к огромной площадке, нависающей над морем. Нечто вроде терраски, огороженной невысоким заборчиком c двух сторон. С третьей стороны – небольшой жёлтый домик, похожий на относительно недорогой отель. Ну, а с четвёртой – та дорога, возле которой мы припарковались.
На краешке площадки стоит огромная конструкция, похожая на космический корабль странной формы. Это почти параллелепипед, вытянутый, серебристо-стальной, со скруглёнными углами. На корпусе несколько вставок, крашенных в синий и красный цвета, вдоль большей части корпуса – выпуклые полосы, вроде рёбер жёсткости. Кое-где – небольшие оконца, с каждой стороны несколько дверей. Внизу сзади, под полом – красное утолщение, антиграв, громадный и наверняка дорогой.
– Что, нравится наш бус? – спрашивает Аньела.
– Бус? – растерянно переспрашиваю я. – А что это?
Я пронизываю бус взглядом и, кажется, понимаю. Там много комнаток разного размера, двигатели, провода. А большая часть корпуса забита электроникой. Успеваю заметить колонки, стойки с усилителями и другие, непонятные для меня, аппараты.
– Это наш дом, – отвечает Аньела, и лицо её начинает словно бы светиться. Она улыбается. – И одновременно склад, место для репетиций, транспорт. Мы перелетаем на нём из города в город, даём концерты. Как бродячие артисты в древности, только вагончик побольше. Намного.
