– Сэм Дьюрек, – я путаюсь в собственных конечностях, поскольку не хочу выпускать додекайзер, но всё-таки у меня получается пожать водителю руку. – Охраняю господинку Курц…
– Дрант, не прибедняйся, – говорит приблизившаяся Аньела. – Ты не только водитель, но и наша палочка-выручалочка. Он всё может организовать, поднести, расставить, наладить, – объясняет она уже мне.
– Это же вы сейчас играли? – уточняет Дрант, шевеля носом.
– Я.
– Очень даже, – говорит он. – Я, конечно, не специалист, у меня даже слуха толком нет, но красиво.
– Спасибо, – говорю я. Я чувствую себя неловко. Не заслуживаю я этих похвал. Просто сыграл небольшой кусочек, повторив за Линьхом. Что такого?
– Ладно, – говорит Аньела. – А где Аои? Не звонили?
– Нет, – отвечает Айзис. – Я звонил Яи – она даже трубку не берёт.
– А наш герой-любовник? – спрашивает Аньела.
– Ну его, – отвечает Айзис. – Может, начнём без них? Хочешь, я покажу тебе, что придумал?
– Ох… – Аньела закатывает глаза. – Ну, покажи.
Айзис берёт в руки инструмент – насколько я помню, это называется румпешнолле – короткая доска с фитиловыми, очень громкими, струнами – и присаживается на высокий табурет. Он разминает шею, будто собирается драться, потом зажимает струны левой рукой близко к середине инструмента, чтобы звук был очень высоким, и правой рукой начинает струны быстро перебирать.
Играет он своеобразно. Я много слушал румпешнолле, но манера игры у Айзиса необычная. Он играет, с одной стороны, не аккордами, а последовательностью нот, перебором, но при этом размывает звук, то дёргая левой рукой, то торопясь начать новую ноту прежде, чем отзвучали несколько предыдущих. Не могу описать это внятнее, я не знаю названий всех этих техник и приёмов, но звук у Айзиса получается сочным, ярким, хотя и несколько размазанным. Мелодия тоненькая, высокая, быстрая. Мне, в общем, нравится, хотя, как мне кажется, ей не хватает законченности…
Я перевожу взгляд на Аньелу. Она слушает внимательно, но стоя, и я улавливаю некоторое нетерпение. Может быть, в том, как она шевелит пальцами, потирая один о другой, или поджимает губу.
Но Айзис вдруг прекращает играть, хмурится, отставляет инструмент.
– Да ну вас всех вообще, – говорит он в воздух, глядя поверх головы Аньелы, потом резко встаёт и выходит из буса.
– Так, – говорит Аньела спокойно. – Ещё и его теперь нет.
– Вы не собираетесь его догнать? – вырывается у меня.
– Нет, – говорит Аньела. – Знаю я эти закидоны. Если его пойти упрашивать, начнётся сцена на час с заламыванием рук, слезами и позами. А если проигнорировать, то через несколько минут он вернётся злой, но будет работать тихо. Вот увидите. А я пока успею вспомнить свои наброски.
Она садится на стул возле клавишных, придвигает к себе сумку, достаёт из неё бумажный блокнот, листает.
Я приближаюсь. Во-первых, из чистого любопытства, во-вторых, потому, что я пришёл с ней и чувствую себя спокойнее рядом.
– Какой интересный инструмент, – говорю я, рассматривая электропианино, за которым она сидит. Хотя я даже не уверен, что его так можно назвать. Я много разных клавишных видел, но такого – никогда. Здесь нет клавиш разных цветов, нет никаких пометок и выпуклостей на них. Все клавиши одинаковые, белые, и в них легко запутаться. Но самое главное не в этом. Клавиши расположены в три ряда, каскадом, одни над другими. Как на этом играть?
– О да, – говорит Аньела. – Между прочим, это моё изобретение. Не нравилось обычное пианино. Сначала собрала из нескольких, попробовала. И когда поняла, что идея работает, сделала на заказ. Училась долго, очень непривычно было, но зато никто на таком не играет. Видите – тут три набора клавиш со сдвигом на три тона каждый. Так что можно обеими руками брать довольно сложные и необычные аккорды. Примерно вот так.
