Но Пашка уже ничего не слышал и не видел, его взгляд был устремлен на зареванную Таню.
– Что с тобой, любимая? Кто тебя обидел? Почему ты плакала?
Таня не знала, что делать. С одной стороны, вот Пашка, который называет ее любимой и обнимает. А с другой – разъяренная Любовь Михайловна и я. Когда я услышала про любовное зелье, сначала обрадовалась: «Все-таки заколдовала!» А потом пришла в такое бешенство, что готова была выдрать ей все волосы. Да как она посмела вообще? Масла в огонь подливал Паша, который обнимал Таню и гладил по голове. Первым терпение кончилось у Любови Михайловны:
– Паша! Да убери ты от нее руки! Ты что, не слышишь? Танька у какой-то там ворожеи взяла непонятную дрянь и опоила тебя вчера! Слава Богу, жив остался!
Пашка лишь махнул рукой и уставился влюбленным взглядом на Татьяну.
– Надо что-то делать, надо что-то делать! – бормотала тетя Люба.
– У вас есть выпить? – выпалила я.
Она с удивлением посмотрела на меня:
– Только водка! Но еще двенадцать нет…
– Давайте!
Прежде чем уйти на кухню, Любовь Михайловна рявкнула на Таню:
– Только дай себя поцеловать – тут же вылетишь отсюда! Извини, Валь! – добавила она, взглянув на плачущую Валентину Павловну.
На кухне мы стали держать военный совет.
– Может, его по лицу похлопать? – предложила Любовь Михайловна.
– Не сработало.
– Может, по голове ударить, чтоб вся дурь вышла?
– Пробовала… Не помогло!
Пашина мама с удивлением посмотрела на меня.
– А может, холодный душ?
– Хм. Он будет эффективней, чем стакан воды! Можно попробовать.
Глаза у Любови Михайловны стали еще больше. Она поставила три рюмки, достала закуску.
– Ну, давайте! – Она подняла полную рюмку, – Чтоб с Пашкой все было хорошо!
В это время на кухню зашел Пашка и попросил попить. Недолго думая, я схватила стакан, выплеснула туда водку из своей рюмки и протянула ему. Он ничего не заметил, взял стакан и залпом выпил. С удивлением посмотрел на стакан, затем на меня, покачнулся и упал! С дикими криками мы бросились к нему, отпихивая друг друга, пытались прощупать пульс – и тут услышали, как Пашка всхрапнул.
– Да он заснул! – воскликнула я.
Павлик спал, тихонько посапывая. Мы еле затащили его на кровать, кое-как раздели и укрыли, он даже не проснулся. Валентина Павловна сказала, что им лучше уехать. Быстро собрав вещи, они с дочкой вылетели из квартиры. Таня долго извинялась, и в какой-то момент мне стало ее даже жалко: симпатичная девчонка, а творит такую фигню. Давно бы уже нашла себе парня, а не пыталась отбить МОЕГО!
Мы с Любовью Михайловной очень переживали за Павлика. Решили, что если завтра его не отпустит, то вызовем скорую. Пусть промывание желудка, что ли, сделают. Во сне Паша периодически бормотал «Маруська моя», и это вселяло надежду, что обойдемся без промывания.
Проспал он почти сутки. Мы уже хотели его будить, как он заворочался, застонал и открыл глаза:
– Боже, как же болит башка!
– Сейчас таблетку дадим! – хором ответили мы и рванули – одна за аптечкой, другая за водой.
Выпив таблетку, Пашка огляделся и спросил:
– А почему мы у мамы?
– Ты что, ничего не помнишь?
– М-м-м… Помню странные сны! Ха-ха, представляете, мне приснилось, что я собрал свои вещи…
Тут его взгляд упал на сумку с вещами.
– …сказал, что люблю Таньку, – он огляделся вокруг и еще медленнее продолжил: – И приехал сюда за ней. Что, черт возьми, происходит?
Я вздохнула и начала:
– Вчера утром я проснулась от странных звуков…
