Влезла, стараясь соблюдать тишину. Накинуть платье на голое тело оказалось проще и быстрее всего, что я и сделала. Постояла, немного подумала и вышла к бабе Мане через дверь, а не опять в окно. Она как раз снимала с плиты чайник, оглянулась на меня и покачала головой. Я невозмутимо пожала плечами и села за стол, сдерживая то ли нервную дрожь, то ли истерический смех, а то ли рыдания.
- Ты как-будто говорила – люди сегодня к нам подъедут, - ровно и спокойно напомнила она мне.
- Да, бригада. И технику подвезут, - подтвердила я.
- Прикрой тогда синяки чем… или замажь, - отвернулась она опять к плите.
Я подошла к настенному зеркалу и внимательно вгляделась в свое отражение – синие провалы под глазами, истерзанные губы, верх груди – то, что видно над платьем, в частых засосах - темных и вполне себе материальных. Это вызвало глупую улыбку и натолкнуло на определенные мысли. И я медленно протянула, радуясь озарению:
- Сейчас вернусь. Я мигом, - и попросила: - Сделайте чаю, пожалуйста, сегодня будем пить чай.
Не помнила сама, как опять оказалась возле бани, распахнула дверь – исподнее со смешными завязками и грязные портянки так и лежали на полу. Я блаженно улыбнулась и присела рядышком на порожек - лицом к солнышку. Расслабленно прислонилась к стене и прикрыла веки, вспоминая... Обняла щеки ладонями, как делал это он, когда прощался, и замерла в предвкушении. Будет этим вечером… да куда он, на фиг, денется – конечно, будет! Вот же они – вещички. Тоже вполне себе реальные, как и засосы, и никакой тебе мистики. Потом у нас с ним будет время, и мы проведем научные изыскания. В процессе все и объяснится с разумной точки зрения – материалистичной.
Потянула к себе нательную рубаху из плотного хлопка, потную, застиранную до серого цвета… сам стирал? Втянула в ноздри крепкий мужской дух… и ничего себе. Нормально пахнет, не противно… Ванечка...
Дернулась, услышав, как опять зовет хозяйка и отпустила все свои моральные терзания. Придется врать ей, и делать это достоверно. Потому что ее нужно беречь, в этом случае ложь действительно упростит жизнь - ей. А меня точит чувство вины, но это не страшно - я все исправлю, вот этим же вечером и исправлю. Прихватила склянку с мазью и огляделась – куда бы припрятать на время? Нашла уголок, скол, щелочку, втиснула туда, спрятала. Собрав комком его вещи, прижала их к груди и пошла к дому.
Баба Маня стояла возле яблони и держала в руках мой мобильник.
- Орал, как резаный. Что ты там застряла? Алена… а руки ты ему полечила? – осторожно спросила она, посмотрев на ком из нестиранных вещей, в который я вцепилась, как в самое дорогое, а потом с надеждой – на мое лицо. И я с радостной готовностью соврала, глядя прямо в выцветшие старческие глаза:
- Конечно, само собой. В напаре подержал, обсушил, и я втерла мазь. Все, как вы сказали.
Ее лицо расплылось в счастливой улыбке.
- Слава тебе…. а напар - из чистотела... Ведь каждый божий раз что-то мешало. Все он приходит с этими ранами, сердце рвет. Перезвони - узнай, что от тебя хотели? – протянула она мобильник. А я смотрела на него, как на ядовитую гадюку – ну как же не вовремя! Как же мне не до всего этого сейчас!
- Лянка! – услышала я голос Ирки, - мы выехали. Ты спишь, что ли? А, ну да! Восьмой час всего. Ну так просыпайся, жди и готовься – Светку сейчас заберем и часа через два будем.
- И ты едешь? А Светку зачем? – не поняла я.
