Да я ей самой батюшку позову, рановато списывает дочку.
Несмотря на позднее время вылетел из дома, до немецкого двора минут десять. Возок только подлетел к воротам, а я уже начал долбить со всей дури в ворота. Минут пятнадцать охранник препирался со мной, но серебряный полновесный артуг убедил его всё-таки открыть калитку. Он же показал, где проживает лекарь. Я слышал про немчина Антона Земмельвейса, наверняка настоящее имя другое, а это адаптировано для русскоязычного пользователя. В принципе люди его хвалили, но тут такое дело. Принимать роды – чисто женское занятие. Обычно этим занимались повивальные бабки, имеющие немалый опыт. В отдельных случаях допускали и мужчин, но это могли быть только монахи. Иноземных лекарей для родов не звали, по-крайней мере в наших краях. Считалось неприличным и даже невозможным. Но меня интересовало только одно, возьмётся или нет?
Полноватый невысокий мужчина соблаговолил ко мне выйти после продолжительного ожидания. Кафтан накинут на исподнее, понятно, разбудили бедолагу посреди ночи. Оторвали от сладкого сна. Я долго не рассусоливал, изложил суть дела и показал калиту с серебром.
– Давай, герр Антон, бери свой инструментарий и поехали. Баба уже сутки мучается, посинела вся.
Я больше всего боялся его отказа. Ну, не бывает врачей универсалов. Как говорится, «я не гинеколог, но посмотреть могу». Вполне вероятно, что он не обладает опытом и знаниями в этом деле. У нас это не востребовано. Но нет, мужчина оценил мои материальные возможности и крикнул молоденькой служанке. Собирались они минут десять, а у ворот тестя стоит чужой возок. Всё-таки позвали батюшку. Я бесцеремонно выгнал всех из спальни, упирающегося батюшку вместе с тёщей вытолкал вон. Скоряту поставил в дверях, наказав никого не пускать. Сам только глянул мельком на роженицу. Оля выглядит плохо, лицо бледное и отёкшее, большой живот прикрыт простынью и видны пропитанные кровью тряпки. Вскоре забегали девки, нося горячую воду. Я приклеился к двери с надеждой всматриваясь в лица выходящих.
А когда раздался необычный звук, я просунул ухо в щель приоткрытой двери. Точно, ребёнок плачет, только слабенько так пищит. Вот Сашка орал так громко и уверенно, требуя к себе внимание. А тут робкий такой деликатный плач.
Опять побежали девки, лекарь вышел только через полчаса.
Да, вспотел сердешный, я помог ему накинуть кафтан, – ну, герр Антон. Как наши дела?
Немец устало запахнул верхнюю одежду и неожиданно улыбнулся мне:
– Поздравляю папаша, у тебя дочка. Она слабенькая, но думаю, что всё будет »Sehr gut«.
Дальше мы перешли на дойч. Мне было важно понять, что с моими девочками. Когда я понял, что их жизни ничего не угрожает, с меня будто непомерный груз свалился. Лекарь не говорит, что именно он делал. Сказал только, что помог ребёнку принять правильное положение и не пострадать от удушения пуповиной. Повитуха, получив ценные указания прошла в комнату, помогать Ольге. На меня посмотрела настороженно, не забыла, как я рычал и буквально вышвырнул её вон вместе с помощницами.
Батюшку я отблагодарил за беспокойство, лекаря наградил по-княжески. Тот довольный убрал тяжёлый кошель и пообещал прийти ближе к вечеру следующего дня, проверить состояние здоровья малышки.
Я только глянул на измученное, но расслабленное лицо жены, вгляделся в красное сморщенное лицо дочери у неё на груди и меня тут же выгнали из комнаты. Вот уж где повитуха отыгралась.
