Мне никто не нужен - страница 8
- Ы-ы-ы! Она повела-а-ась!
И только Александр Иванович, подойдя ближе, восклицает:
- Что происходит? Симоновы, вы опять?! Соня, а от тебя я такого не ожидал!
Да чего уж, и я такого не ожидала. Словами не передать, какой дурой себя выставила!
Перед глазами появляется туман, пол ускользает из-под ног. Мне так стыдно, что хочется провалиться под землю.
Я же знала, что фамилия отчима – Симонов. И что мои сводные братья – близнецы. Как можно быть такой тупой…
Рвусь из рук Тохи, но он держит крепко.
- Все в порядке, Александр Иванович, - говорит он учителю. И переходит на шепот, сообщая ему доверительно: - Семейные разборки.
- С ума сошли? – возмущается Александр Иванович. – Нашли время и место!
- Мы больше не будем, - быстро произносит Тоха. – Простите, пожалуйста.
- Соня, ты не хочешь извиниться? – обращается ко мне Александр Иванович.
- Простите… - бормочу я.
Тохины пальцы, наверняка, оставят на запястье синяки. Мне больно, и кисть немеет. Представляю, как он зол, если так сильно сжимает руку.
- Перед Лукой извинись, - велит Александр Иванович.
- Обойдусь, - вставляет тот.
Так унижаться я еще не готова. Умом понимаю, что поступила отвратительно. Повела себя, как истеричка. Но извиняться при всех…
Они же специально меня развели!
- Соня, я жду, - строго настаивает Александр Иванович.
«Ладно, ты сможешь, - говорю я себе. – Уже опозорилась, дальше некуда».
- Прости… пожалуйста, - выдавливаю я едва слышно.
Александр Иванович разворачивается к Луке.
- Дурдом, - фыркает тот и, бросив на стол мокрую салфетку, поднимается.
- Лука, Соня извинилась, - останавливает его Александр Иванович.
- И что? – надменно интересуется он. – Может, нам еще мизинчиками сцепиться? Мирись, мирись и больше не дерись!
- Лука, - просяще произносит Тоха, пока разгневанный Александр Иванович набирает в грудь воздух.
Лука бросает на брата сердитый взгляд и цедит сквозь зубы:
- Извинения приняты. Теперь я могу идти? Мне надо переодеться.
- Стул подними, – просит Тоха после того, как Александр Иванович отпускает Луку и отходит от нашего стола.
- Сам поднимай, - огрызается Лука.
- Она убежит, если я ее отпущу.
- Представление еще не закончилось? – шиплю я, пока Лука ставит на место мой стул.
- Закончится, как только ты успокоишься, - обещает Тоха. – Сонь, не усугубляй, а?
Он наклоняется к моему уху и шепчет:
- Мне из-за тебя от мамы влетело. Ты почему сказала ей, что я тебя не встретил? Злыдня. Если не поешь нормально, мне голову оторвут. И Лука тебе этого не простит.
У меня подкашиваются ноги, и я падаю на стул. Даже то, что мама, вопреки моим просьбам, поручила Тохе присматривать за мной, бьет под дых. Но то, что Тоха зовут мою маму… мамой… Это и вовсе предательский удар в спину.
Все детские обиды всплывают в памяти. Я опять чувствую себя маленькой девочкой, которую бросили.
Тоха, наконец, отпускает мою руку, и я машинально растираю запястье. Он ставит передо мной тарелку с супом. Наклонившись над ней, не могу сдержать предательских слез.
Мне стыдно. Очень стыдно! А еще обидно и больно. И плевать, что вокруг полно незнакомых людей. Оказывается, одно дело знать, что мама воспитывала чужих детей, и совсем другое – убедиться в этом… в реальности.
- Всё. Всё, я сказал! Степа, отстань. Витька, иди в… Сам знаешь, куда! Отвалите все! – сквозь шум в ушах слышу я голос Тохи.
«Платон тебя встретил?» - вспоминаю я.
Тоха – Платон, а не Антон. Какая же я дура…