– Только иди теперь ты вперед, я малость притомился.
Поглубже натянув ушанку, я храбро шагнул под сень укутанных снегом ветвей, тут же чуть ли не по пояс утонув в сугробе. Идти первым через снежные заносы намного сложнее. Пришлось продираться сквозь ветви и принимать на себя весь снегопад. Так мы тащились минут десять, огибая завалы и старательно уклоняясь от больно хлеставших по рукам и лицу веток. Ускоряемся навстречу долгожданному просвету между елями. Напоследок получив по щеке еловой веткой, выхожу на аккуратную полянку. Прямо перед глазами толстенный дуб, застывший в своей гордой величественности. Тут же окрестили его «священным деревом могикан». Левее – другой. Ствол его делал лукообразную дугу и только две толстые ветви отходили вверх. Третий дуб был наклонен в южную сторону под углом в тридцать градусов. На высоте шести метров он молнией устремлялся ввысь и там разветвлялся. Вся поляна окружена плотной стеной ёлок.
Мишка скинул с плеч куртку и полез на лукообразный дуб. Устроившись между двух веток, он насмешливо смотрел на меня.
– Ну что? Устраивает? – спросил я.
– Маловата будет.
– Пошатаемся, только ты топай впереди.
– Устраивает, – тут же соглашается приятель.
– Это ведь зеленая крепость, со всех сторон не пробиться, – как можно убедительнее продолжил я. – А это «Дерево пыток». А на этом дубе мы вырежем наш тотем. На чем ты сидишь – это «Дерево Духов». Где мы еще найдем такое? Даже если еще часа три будем бродить по этому лесу и перемесим все сугробы. Такого больше не найдем.
– Всё, убедил. Как мы будем называться? – вдруг спрашивает Мишка.
– Думаю, мы примем имя могикан.
– Последних?
– Последних.
– Почему?
– А представь, что мы сражались с дикими, свирепыми ирокезами, и племя могикан было разгромлено. Лишь немногие спаслись и ушли в непроходимые канадские леса. И мы будем мстить за свой народ. Нас мало, и у нас нет ружей, но томагавки в наших руках, сильнее ружей, – вытаскивая из-за пояса нож, говорю я с пафосом. – И пусть дрожат, поджав хвосты ирокезы, пусть визжат от страха их союзники, гуроны! Могикане не разгромлены, могикане продолжают существовать!
Мой монолог произвел должное впечатление.
– Ого! Впечатляет! – восхищенно протянул Мишка. – Брат, ты достоин быть вождем нашего племени.
– В котором только два человека – ты да я!
– А Юрку забыл?
– Забыл, – я сконфузился.
– Племя будет. – Мишка спрыгнул с ветки, напялил куртку и спросил, уже буднично: – Брезент далеко отсюда спрятали?
Мне чуть не поплохело, когда я осознал, что самое «интересное» в виде переноса тяжеленный кусков подмерзшего брезента еще впереди.
И племя появилось, можно сказать, молниеносно. Собрались у меня уже через два дня. Дружно решили, что вождем буду я (конечно, гордился, что тут скрывать), и назвали Доброй Гагарой. Сначала возмутился. Гагара – понятно, приближено к фамилии. Хорошо хоть, не Добрая Гага. Гагой меня иногда дразнили, что дико задевало, и я так злился, что готов был излупить обидчика. Я, кстати, несколько обижен на свою фамилию. Вот мамка моя, пока не вышла замуж за моего отца, была Соколовой. Почему мы не Соколовы, а Гагины? Был бы я Игорем Соколовым. Сокол – птица, но какая? Красивая, гордая, хищная. А тут гусь!
Вспомнил, как в школе, изучая по литературе произведение Максима Горького «Песня о Буревестнике», мальчишки смаковали строки про гагару. Витька Гусев, мой «вражина», с упоением, ёрничая, декламировал для всего класса на переменке:
